В конце пути

– Как по мне, твоя задача сложнее. В Гренландии погиб старик, и это было печально, но я не скорблю по тому, что он олицетворял. В Нигерии все меняется, прошлый мир отступает, и я горжусь – правда, горжусь – тем, что я часть ее будущего. Здесь, в Алабаме, девочки взрослеют, старые правила отходят, и лично для меня это праздник. Три афроамериканки на балу дебютанток – ты поразил меня, Чарли, когда порадовался новшеству, пусть и незначительному. Тем не менее тебя, похоже, посылают чествовать прошлое, а не будущее. Ты… ты должен слушать истории умерших. Хранить их воспоминания и отыскивать крупицы человечности, которой в этих людях никто не замечал. Очень… трудная задача. Я бы за такое не взялся. Чарли? Чарли?

Нет ответа.

Патрик вздохнул, сделал глоток – на этот раз большой, осушил бокал. Затем:

– Пойду-ка я в дом. Миссис Уокер-Белл очень радушная хозяйка.

Он сделал несколько шагов, помедлил, оглянулся.

– Я стану тебе другом, если ты позволишь. Я и правда искренне верю… мы делаем одно дело, каждый по-своему.

Нет ответа.

Патрик тихонько вздохнул и пошел к дверям.

– Я не скорблю, – резко сказал Чарли и повторил громче: – Я не скорблю. Я занимаюсь не этим. Ты не прав. Я… меня посылают для другого.

– Ты знаешь, для чего?

– По-моему, да.

Выжидательный смешок.

– Скажешь мне?

– Нет.

Пожатие плечами.

– Ясно. Если решишь остаться, попробуй виски. Уокер-Белл всегда подает лучшее.

– Не решу.

– Тогда до встречи в конце пути.

Патрик шагнул в дом, туда, где играла музыка.

Глава 85

Ночная дорога, поиски отеля.

Чарли ведет машину, Робинсон прижимает голову к стеклу. От кондиционера холодно, но Чарли не возражает, а Робинсон не жалуется.

Огни, огни, белые бегут навстречу, красные ползут впереди. Фонари на пешеходных переходах, но тротуаров нет, разрешено ли в этом штате сворачивать направо на красный? Чарли не знает, Робинсон не уверен. Сигнал на мобильном у Чарли очень слабый.

Фары, фары.

В США почти нет уличного освещения, подмечает Чарли. Даже на автомагистралях – сплошные фары. В городах – и крупных, и не очень – фонарей на удивление мало.

Вот и отель. Цена завышена, зато есть два одиночных номера и завтрак в придачу. Робинсон заявляет, что позавтракать надо обязательно – колбасная подливка, да еще андулет, настоящая еда.

Чарли устанавливает на телефоне будильник и ложится спать под завывания отельного кондиционера. Наверное, вот так же дребезжат и грохочут в ночи вентиляторы на космических кораблях.

Завтрак. Колбасная подливка; андулет.

Ничего вкуснее Чарли не ел. Что о нем подумают, если он вылижет тарелку?

Дальше на восток, к Атланте. Сперва ведет Чарли, потом Робинсон, через двести миль он и не думает уступать руль и останавливаться не хочет.

Ближе к полудню, без всякого предупреждения, Робинсон начинает говорить.

– В детстве мы с братом не ладили, а сейчас он в Нью-Йорке, руководит компанией, которая дает напрокат инструмент, ну знаешь, электроинструмент, а я всегда мастеровитым был, да и дело такое никогда не прогорит, никогда, ведь инструмент всегда нужен, но он нынче крутой, классный, стоит дорого, сам посуди, палку с гвоздем любой осилит, а вот ты попробуй купи что-нибудь современное, – алмазное сверло, к примеру, – а еще есть углеволокно, и титан, и разные виды стали, потрясающе просто, материаловедение, ты о нем и не думал небось, да; вот если бы я мог повернуть время вспять, я бы тогда… да, механизмы и прочие шестеренки изменили мир, только если не знаешь, как получить нерастрескивающуюся сталь, или нержавеющее железо, или даже просто алюминий, для него электролиз нужен, – ты хоть представляешь, сколько всего в мире сделано из алюминия? Надо было мне в колледже геологию изучать.

Робинсон так же внезапно затихает, и следующие тридцать миль проходят в молчании.

Затем:

– Девочки умрут? Дебютантки на балу?

– Не знаю. Ну, то есть… умирают все.

– Я не о том спрашивал.

– Я лишь посланник.

– Хрень, чувак. Я ждал, пока ты так скажешь; ждал, чтобы бросить тебе в лицо – хрень это. Прям удивительно, сколько ты выдержал, сколько не гнал пургу. Нет, я, конечно, благодарен, что ты меня везешь, но все равно – хрень, полная.

Молчание еще на десять миль.

Потом Чарли произнес:

– Вряд ли девочки умрут.

– У тебя предчувствие? Вот так ты и работаешь? Ну правда, если каждый раз… если ты приходишь, скажем, к ребенку… Ты ходишь к детям?

– Бывает.

– Если каждый раз ты приходишь к ребенку и знаешь, что он умрет, умрет в детстве, ну, умрет, даже не пожив… Нет, не представляю, ты бы не смог, ты бы тогда был… а ты не похож. Не похож ты на того, кто способен смотреть в глаза женщине и знать – завтра она умрет. И так – постоянно, изо дня в день.

– Ты заблуждаешься. – Чарли смотрел на мелькающие за окном деревья. – Порой я знаю.

– И как оно?

– По-разному. Бывает… бывает, знание – это проклятье. А бывает, благословенье. Иногда, если знаешь, то имеешь возможность поступить правильно.

– А те девочки, особняк… теперь ждать сообщения по телику – мол, их сровняли с землей?