В конце пути

– Сомневаюсь. Там… обстановка была не… Меня посылали к миссис Уокер-Белл, мне не давали поручения поговорить со всеми, вряд ли… Я вручил ей флаг Конфедерации. – Робинсон приподнял бровь, но взгляда от дороги не оторвал. – Мне нельзя об этом рассказывать, поэтому ты уж, пожалуйста… Профессиональный этикет… Да, флаг Конфедерации. Судя по моему опыту, такие подарки предназначены не для умирающих. Тут речь об идее. Понимаешь, Смерть приходит не только за людьми, но и за идеями. Флаги же придают новый смысл, олицетворяют идею, вкладывают в голову определенные мысли… Там, откуда я родом, крест святого Георгия был когда-то гордым символом Англии. Он воплощал смелость и благородный характер, твердость духа и отважное непокорство любым бедам, борьбу с ними – в таком вот роде. Хотя мы обходим молчанием тот факт, что флаг этот являлся еще и знаменем колониализма. Теперь же он стал символом политиков правого крыла, они размахивают флагом, как оружием, против любого, чей цвет кожи их не устраивает. Этот флаг… наш. Он олицетворяет нас – англичан, нас не-ирландцев, не-шотландцев, не-валлийцев, не-европейцев, не… И тех, кто размахивает нашим флагом, он превращает в…

людей-людей-людей

Чарли споткнулся.

крыс-крыс-крыс

Робинсон тут же подхватил мысль и, похоже, не заметил, как вестник Смерти вздрогнул от боли.

– Я знаю, что такое флаг Конфедерации. Это флаг рабства. Флаг мужественных свободных людей.

Чарли кивнул.

– Время придает новые смыслы; историю переписывают. Флаг Конфедерации долго был знаменем расистов и фанатиков, ты уж прости, но так гласит прошлое. Затем времена изменились, и он вновь стал флагом тех, кто мужественно сложил голову, и не важно, за что сложил, важно их мужество, ведь оно – истинное. В наши дни убийцы, которые верят в неминуемость и необходимость расовой войны, оборачивают себя флагом Конфедерации, и люди уже видят не знамя, не ткань, не цвет… Флаг становится идеей. Наверное, не для всех – думаю, для миссис Уокер-Белл он по-прежнему флаг ее народа, его культуры, гордости, истории и его павших. Но для других… флаг изменился. Один мир умирает. Другой рождается.

– Так ты… думаешь, Смерть придет за флагом?

– Я думаю, Смерть придет за идеей.

Робинсон долго-долго размышлял. Наконец он пожал плечами.

– Это ведь неплохо, да? В смысле, люди-то живы, правильно? Люди будут жить, девочки будут жить, ну а если идея… идея ведь не жизнь, понимаешь? Идея – не люди.

Чарли смотрел в окно и не отвечал.

Глава 86

Джорджия.

Как только они пересекли границу штата, первым делом увидели гигантский щит с изображением улыбающегося медведя. Ниже шло предупреждение:

ДОВОЛЬНЫЕ МЕДВЕДИ НЕ УСТРАИВАЮТ ЛЕСНЫХ ПОЖАРОВ!!!

Примерно через сотню ярдов в неприметном съезде с автострады обнаружился полицейский автомобиль с радаром на лобовом стекле.

Чарли с Робинсоном проехали мимо, а через несколько секунд патрульная машина включила сирену и с визгом рванула следом за седаном, который пролетел границу на скорости восемьдесят семь миль в час.

Урок программирования.

Учительница, ученицы. Одни девочки.

Младшей десять лет, темные волосы заплетены в множество тугих косичек, в ясных смешливых глазах – отсвет монитора.

– Я изучаю HTML и CSS, – пояснила она Чарли, сидевшему с ней рядом в переполненном классе. – Потом освою язык «Ява», а когда вырасту, буду создавать компьютерные игры, а еще писать программы, которые сделают мир лучше, помогут людям, облегчат им жизнь, уничтожат бедность, и все в таком духе.

На экране крошечная черепашка рисовала тугую спираль в направлении центра, на каждом шагу замирала, докладывала, сколько она уже прошла, и меняла цвет панциря с зеленого на синий.

– По воскресеньям, – радостно добавила девочка, – я мастерю роботов.

Чарли подарил ей книгу по веб-дизайну, вышел на улицу и присел на капот автомобиля рядом с мамой и бабушкой девочки.

Маме Чарли вручил флешку на цепочке, двенадцать гигабайт, для записи дочкиных работ. Дочка ни о каких записях и не думала, но мама подарок взяла – теперь она сможет держать в руках частичку своей малышки, станет к ней ближе.

Бабушке Чарли преподнес серебряную брошь – голубку в полете.

– Отец бил маму, – произнесла бабушка. – Виной тому была выпивка, да нищета, да стыд. Мой муж, тот меня не бил, но мы друг дружку не любили, и когда он ушел, я подумала – оно и к лучшему. Правда, я ни разу не выезжала из своего города, и работы приличной найти не могла, и дочь растила в такой бедности, в такой нужде – кому сказать, не поверят. Помнишь?

Мама девочки кивнула и подхватила рассказ:

– Папу я почти не помню, зато мама старалась изо всех сил. Тяжело было, знаете, очень тяжело, но мы с ней часто над чем-нибудь смеялись – да? Я… в пятнадцать я забеременела. В школе нам твердили про воздержание, мол, оно убережет от любой беды, да что толку? Попробуй убедить в пользе воздержания девчонку-подростка, попробуй добиться от нее правильного поведения! Про презервативы нам, конечно, никто и слова не говорил, а вот теперь моя дочь…