В краю несметного блаженства

Всё же размышляю: а если не получила бы я письма от Ролгада? Как тогда развивалась бы моя жизнь? Не знаю и предположить не могу. Но убиваться по нему и скорбеть я бы явно не стала. Я бы окончательно его позабыла, и этим я ужасна. Я не человек, а животное, которое действует не по своей воле, а по сигналам и триггерам. Пока не пришло это письмо – палец о палец не ударила. Как только прочитала – всё, переклинило меня. Это не любовь, а жалкая пародия. Порядочная женщина не утеряла бы духовной связи с пропавшим мужем ни через год, ни через два года, ни через пять, ни через десять лет, да даже через всю жизнь, когда бы смерть стояла у порога, не утеряла! А я утеряла. Я была готова смириться.

Электромобили Надзора отсвечивают своими проблесковыми маячками. Узнали по наводке сторожа, что это я устроила разгром в студии дизайна, и собираются нагрянуть не с самыми тёплыми приветствиями… Нужно поторапливаться с мыслями. Не желаю быть схваченной, арестованной и отправленной в Орган Социальной Реабилитации. Этого мне не хватало. Самый глупый был бы исход, который только можно себе представить. Переживаю и волнуюсь за моего мальчика. Переживёт ли он мою погибель? Хе-хе, не только переживёт, но и посмотрит моей смерти, моей костлявой спутнице в загробный мир, посмотрит презренно ей в глаза и своим вопиющим бесстрашием напугает её. Вех у меня сильный. Это я слабая, глупая и греховная, а Вех обладает универсальным могуществом. Он не оставил беременную в беде, приютил её к себе, утешил. Он не оставил меня в беде, когда нагрянул штурм Министерства Культуры. Он никого и ничего не оставляет в беде. Такой человек хоть и не всегда найдёт свою уникальную дорогу жизни, по которой суждено ему шагать, особенно в тяжкий период, но зато останется горд и честен в своём отражении, а если пожелает – то вовсе не станет искать никакой дороги, а прорубит эту дорогу самостоятельно. Вешик, родименький ты мой, единственный ты мой, кто остался со мной на этом нелёгком пути, я знаю и верю, что информационные волны нашего ума могут передаваться на длинные, бесконечно длинные расстояния, поэтому молю назидательно и последним потоком мысли передаю: всегда оставайся таким же добродушным и мужественным защитником, заботься о Рокси, пока её Донован отбывает срок, и даже после срока о ней заботься, а если у них ничего не склеится (так и произойдёт, предсказываю), то бери всю ответственность на себя и становись её мужем. Она – порядочная, хозяйственная девушка, несмотря на ту подлость, что с ней сотворили. А отцом, как ты знаешь, является не тот, кто зачал, а тот, кто воспитал. Будет у тебя сынок или дочурка – возлюби его или её и не проявляй какой-либо ревности. Продолжай работать во благо науки, иди по стопам своего отца и развивай послегибель. А что, вдруг встретимся мы вместе в новом мире? Не исключай такой возможности. Встретишь Ролгада, – понятия не имею, при каких обстоятельствах это может произойти, но мимо пройти не могу, – не спрашивай, где он пропадал, почему бросил семью, чем всё это время занимался и так далее. Застанешь его с другой женщиной – отнесись понимающе и скандалов не раздувай. Просто обними его и сообщи, что я ждала его и что хотя сердце моё разбито, но разбито оно не по его вине. Наладь с ним контакт. Отстранится, попросит не мешать – уйди с хорошими мыслями, и никаких злобных помыслов. Что-то я о плохом да о плохом. Не поступит так Ролгад! Это были рекомендации на крайний случай. А узнаешь, что давно погиб, что его письмо мне было ошибкой, чёрным юмором неизвестно от кого – тогда помяни добрым словом и вперёд, к своему прекрасному будущему. Оно тебе обеспечено. Я буду помогать тебе своим возвышенным присутствием, только если сама не отправлюсь в адские недра земли. Шелохнётся лишний листочек на дереве – значит, добралась до тебя до любимого…»

В руках тряслись таблетки, много таблеток, буквально целая картонная коробка, наполненная скопленными за несколько лет лекарствами, слабыми и сильными, от головной боли и для сосудов, свежие и давно просроченные. Неприятную сцену, как непрерывно шла в организм одна пилюля за другой, пропустим за ненадобностью. Коробка, разумеется, не опустела до самого дна, но ряды баночек и упаковок заметно поредели, а многие опустошённые упаковки валялись на полу.

Элле почти сразу поплохело, началась сильнейшая тошнота, а в желудке загорело так, словно его стенки отслаивались и превращались в гигантские дыры. Женщина стонала, нет, надрывалась и вопила от самой сильной боли, что ей приходилось когда-либо испытывать. Нижней части тела она уже не чувствовала, будто бы эта часть всегда существовала с ней в раздельности. Не так она себе представляла свои последние минуты, совсем не так! Растворение в вечности происходило наяву и отнюдь не было красивым сочетанием слов.