В краю несметного блаженства

Наступила ночь. Вех как лёг в пределах восьми вечера, так и продолжал спать не двигаясь, никуда не вставая и восстанавливая иссякшие силы. Ему снился сон, и, хотя сюжет этого сна можно было описать в двух словах, продлился он от начала и до конца спячки Веха, неимоверно растянувшись во времени, что ещё сильнее устрашало. Почему устрашало? Потому что снился Веху скандал Рокси и Эллы. Происходило действие в неизвестном месте, в каком-то парке, а на заднем плане приходился не к месту гигантский, метров под шесть высотой, сетчатый забор, который, ввиду отсутствия всякой опоры, нехило раскачивался на ветру. Было лето. На изумрудной траве расстелен коврик для пикника, но на нём ничего нет. Вех держит что-то во рту, какую-то длинную травинку, и, посасывая её, тупым взглядом озирает солнечный горизонт. Вдруг позади него – два пронзительных женских голоса. Вех оборачивается и наблюдает: Элла, с дичайшей ненавистью схватив Рокси за волосы, треплет её, как куклу, а Рокси, отчаянно вопя, в свою очередь пытается схватиться за её ногу и повалить обидчицу на землю. Вех бросается разъединять женщин, так и не понимая, с чего вдруг они набросились друг на друга, но перед его носом, из-под самой земли, неожиданно вырастает высокая сетка забора. Находясь вне себя от страха, парень вскарабкивается по забору, который кренится во все стороны, но тот растёт и растёт до самых небес, не давая перелезть на другую сторону и как бы издеваясь над ним. А тем временем пролилась первая кровь, женщины бьются уже не ради разрешения конфликта, а буквально на смерть, Рокси, находясь в захвате Эллы, что есть сил мутузит её по животу, а Элла норовит выдернуть у девушки скальп, настолько сильно она вцепилась в эти ненавистные ей чёрные волосы… Вех от безысходности спускается вниз, пытается разорвать забор и образовать в нём дыру, чтобы пролезть, но сетка становится в сто раз острее и потому с болью вонзается в руку. Это конец. Дерутся уже не тела, а безжизненные мешки, и оба вот-вот навзничь свалятся. Ситуация достигла своего предела. Вех провалился сквозь измерение, готовясь к пробуждению.

Будильник на тумбочке вывел тусклые цифры «03:27». До подъёма на работу – три часа с хвостиком. Парень вздохнул с облегчением. Сон знатно пощекотал нервы, но, к счастью, быстро позабылся. Вех согнулся, посидел согнутым несколько минут, избавился от внутреннего осадка и вернулся в лежачее состояние, перед этим перевернув мокрую от пота подушку. Больше ему до самого пробуждения ничего не снилось.

Элла проснулась в шесть утра, оделась, сложила мольберт, слазила под кровать и достала оттуда два портрета, надела на спину рюкзак, взяла палку мольберта в одну руку и портреты в другую, кое-как открыла дверь и выбежала из квартиры, даже не посмотрев в последний раз на родного сына. Её пленило маниакальное желание.

В короткий ночной период рельсобусы не ходили, и пути проверялись на предмет наличия всякого рода неисправностей, мусора и прочего. Элла в такой период не попала, за что и была награждена возможностью беспрепятственно доехать по направлению к своему дому, а оттуда – пешком, через несколько кварталов – добраться до двухэтажной студии дизайна на углу узенькой улицы. Город стоял пустым, и никто не обращал внимания на то, что подозрительная женщина, под завязку набитая вещами, с растрёпанным видом носится между домами в довольно ранний час.

Внутри студии, справа от раздвижных дверей, в своей стеклянной будке сидел седой сторож и вроде как дремал. Его стоило называть именно сторожем, а не охранником, ибо он был слишком стар, чтобы что-то всерьёз охранять, и выполнял одну простую декоративно-наблюдательную функцию. Элла впервые видела его: по выходным, когда она действительно работала в студии, в будке сидел другой, раза в два моложе старика мужчина, и с ним она даже ласково здоровалась. Ощутив движение уличного ветра, сторож тут же пробудился, встал с шаткого стульчика, неспешно вышел из будки и остановил Эллу, но, заметив у неё в руках мольберт и какие-то рисунки, он раскланялся, попросил прощения за остановку и ушёл обратно дремать. Так они и расстались, а Элла даже поговорить со стариком не успела, хотя важен ли на тот момент ей был этот потенциальный разговор? Никак нет. Она забежала на лестницу, протопала наверх, через тоненькую перегородку (огромное пространство второго этажа было для удобства разделено такими перегородками, чтобы создать нечто наподобие комнаток), открыла ещё более тоненькую, как из картона, дверцу, вбежала внутрь и, закрывшись, небрежно сбросила с себя весь груз, который ей к тому моменту успел опостылеть. Сложенный мольберт с грохотом прокатился по полу и остановился у противоположной стены.