В краю несметного блаженства

Подъезд был неподалёку. Дальнейшая часть истории сохранилась в памяти Веха в виде некоего комикса, на страницах которого разместились картинки высокой резкости с мгновенными переходами от одного действия к другому. Вошёл в подъезд. Ступеньки. Второй этаж. Нужная квартира. Дверь оказалась открытой. Вбежал внутрь. Пустые комнаты. Взрослых нет. Свет горит в самой дальней комнате. Шагнул туда. Заметил малыша, вскарабкавшегося на подоконник и ползавшего в пяти сантиметрах от окна. Схватил хрупкое тельце. Убрал его от окна. Держит на руках.

– Заходи через первый подъезд, – крикнул он Рокси в окно, – будем решать.

Девушка прибежала молниеносно. Ребёнок, испугавшийся незваных гостей и в особенности – дядю с бешеными глазами, прислонившего его к себе, заревел, но негромко, так что Вех и Рокси могли спокойно разговаривать.

– Дай его мне, дай его мне! – требовала девушка, протягивая руки к маленькому румяному личику, однако Вех не отдавал малыша.

– Со своим ещё успеешь навозиться, будет время.

– Что нам с ним делать? – Она находилась в замешательстве. Её переполняла жалость к этому существу, по какой-то вопиющей несправедливости оставшемуся в одиночестве. – Мы не имеем права оставить его здесь и уйти!

– Я и не предлагал такого. Бедняжка, сколько он тут пробыл?

– Не думаю, что много, но это ничего хорошего не значит. В любом случае он был подвергнут невероятному риску!

– Согласен. Поищи-ка в квартире детское питание, одежду и всё прочее. Если найдёшь – то и подгузники. От него ужасно пахнет. Думаю, стоит его помыть и переодеть.

Мальчика (как вскоре выяснилось) искупали в ванной, вытерли полотенцем и нашли для него чистую пижамку. В одном из ящиков нашёлся запас баночек пюре с абрикосом и с яблоком. В комнате имелся стульчик для кормления. Рокси взяла с кухни маленькую ложку и накормила ребёнка. Малыш жадно присасывался к ложке и не отстранялся от неё, пока она не начинала блестеть. После этого его переложили в кроватку, стоявшую в углу. Ему было не больше года. Он явно чувствовал себя лучше, нежели до прихода «дяди» с «тётей», издавал счастливые звуки, дёргал ручками и трепал, перекладывая с место на место, свою игрушку – белоснежного плюшевого щеночка, а в адрес Веха и Рокси посылал звуки «ма» и «па», как бы стремясь обозначить их своими родителями. От такого девушка приземлилась на пол, скрючилась и раскисла.

– Я не хочу приплетать это к нынешней ситуации, – говорил ей Вех, – но виновата во всём – система, частью которой столь продолжительное время ты являлась. Это не упрёк, но если задуматься, то сложится весьма неблаговидная картина. Как бы сильно ты ни скучала по прошлой своей жизни, как бы сильно ни скучала по работе в партии и ни желала вернуться к ней – прочувствуй, проникни в суть и осознай, что корень зла есть «Нарост», Крауди и все к ним причастные. Пойми это на примере незащищённого младенца, кем-то оставленного и покинутого. Что стряслось с его родителями? Пошли ли они прыгать с крыши по новой программе геноцида? Забрал ли их по ошибке (или по злому умыслу) Надзор, предварительно не проверив детскую кроватку на предмет наличия малыша? Опоздали ли они с работы и не успели пройти через пропускной пункт? Искренне хочется верить, что имел место третий вариант, ибо он самый позитивный, но, как бы то ни было, в любом из предложенных вариантов виноваты даже не родители (привлечь их можно разве что за отсутствие критического мышления и недопустимую безответственность), а установившаяся фашистская власть. Вот что я пытался и пытаюсь донести тебе, Рокси, всегда пытался… И не только до тебя, но и до всех.

– Я поняла…

– Надеюсь. Уложим малыша спать и будем верить, что до завтра вернутся родители. Ежели не вернутся – приоткроем ему входную дверь, чтобы смог выбраться из квартиры. Окно я хорошенько закрыл и как следует закрутил ручку. В ящике было пюре в такой… ну, в сосательной упаковке? Надо бы приоткрыть для него пару штучек и оставить в легкодоступном месте.

Рокси пошла перепроверять и среди баночек выискала то, что просил Вех. Открутив крышечки от упаковки, она положила пюре на низенький столик посередине комнаты.

– Кто будет укладывать? – весело спросил Вех, смотря ей в глаза, но не отстраняясь от карапуза, с которым он играл, щекоча его пузатый живот. От прикосновений малыш перекатывался с одного бока на другой, как неваляшка, и неумело гоготал, толком не умея смеяться. – Он у меня не заснёт, он со мной играться хочет.

– Я постараюсь уложить. Ну всё, хватит его веселить, а то он и у меня глаз не сомкнёт!

Вех был выгнан из квартиры в общий коридор. Страдая от скуки, он вытащил из рюкзака яблочко и слопал его, оставив одни косточки. Рокси вышла спустя треть часа, без шапки, с растрёпанными, торчавшими во все стороны волосами. Она смущённо натянула шапку на голову и пояснила:

– Дьяволёнок дёргал меня за волосы и закатывался смехом, пока засыпал. Спит.

– Здорово. Можно считать, это была твоя первая родительская практика. В будущем понадобится.