– Он так же, как и ты, из столицы. Старик. Живёт на противоположной стороне поселения, в другой семье, уже две недели. Рассказывал, что успел обрести связи с одной государственной военной структурой и в середине ноября покинул город на специальном поезде, перевозившем пограничников по их пунктам. Прибыл на этот пограничный пункт, и оттуда его на снегоходе привезли в наше поселение.
– Я хочу встретиться с этим человеком, так как разделяю его идеи. Они близки мне. Как его зовут?
– Он представился Кларенсом.
От знакомого имени у Веха ёкнуло сердце, и неожиданная тревога заполнила его тело изнутри.
– Вы сказали… Кларенс?
– Забавное имя, не так ли?.. Вех, что стало с твоим лицом? – ахнул Фландер, поразившись мертвенно-бледной белизне лица парня. – Ты в порядке?
– Да, да, всё хорошо, Фландер, просто какое-то помутнение на секунду ударило в голову.
– Сегодня в шесть вечера все мы, здешние жители, собираемся на еженедельном собрании в нашем клубе. Я предлагаю тебе пойти вместе со мной и с Мартой. Вельгма останется дома и присмотрит за Рокси. В клубе ты познакомишься с главой поселения – господином Бором, а также со многими жителями, если повезёт. Думаю, они тобой непременно заинтересуются, особенно после невероятной истории о том, как ты к нам добирался.
– Что за место – клуб? Некое место сбора?
– Да, и не только. Клуб – это наш общий длинный одноэтажный дом, в котором коллективно решаются организационные вопросы и где при этом имеется множество развлечений и способов занимательно провести свободное время. Мы собираемся в кружки, читаем, что-то сочиняем сами, обмениваемся друг с другом вещами и играем в игры.
– Обязательно схожу с вами.
Дошли до дома. Тачку подняли на веранду и оставили её сбоку от двери, а поленья и охапку дров занесли в дом и поместили в сухой погреб, который по своим размерам оказался чуть ли не отдельным подземным этажом. Были и деревянные полки с бесчисленными банками солений, было место и для мешков с хранимым до весны картофелем, был и отдельный угол для сушки и хранения дров. Для заморозки ягод служило отверстие в одной из стен с металлической дверцей, ведшей к покрытому с четырёх сторон льдом отсеку, где лежали, собранные по кучкам, ягоды малины, клубники, ежевики и земляники.
Марта пожарила картошку и достала банку маринованной капусты. Вчетвером (к ним присоединилась и Вельгма) они отобедали. Вех с Фландером, согреваясь после холода, гоняли чаи. Рокси ворочалась в кровати. После обеда Фландер ушёл менять рогатым сено, а пернатым – подсыпать зерно. Мама и дочь собрались погулять. Уставший Вех частично разделся, принял лежачее положение возле девушки и бесцельно валялся, обдумывая кое-какие моменты из своей памяти, которые всплывали наружу как рыбы, оглушённые взрывом динамита, брошенным в воду проворным рыбаком. Из одной стабильности, городской, он переместился в стабильность незнакомую и неизведанную, в которой жизнь шла иным чередом и к которой он не привык. Его чувства были схожи с тем гнетущим чувством, что возникает от попадания в новый коллектив, когда ты невольно задаёшься вопросом: «А что я тут делаю?» Но любое действие лучше бездействия, считал Вех, и по этой причине он готов был встать с надоевшей постели, на которой он и так непозволительно долго проспал, и взяться за любое дело, какое только можно было для себя организовать: нарушить уединённую прогулку Марты и Вельгмы, догнав их, и заодно поинтересоваться, как им здесь живётся (женской половине он уделил, как ему казалось, недостаточно внимания, то есть не уделил внимания совсем); сходить в лес, даже не с целью рубить дрова, а, как он до этого выразился, «предаться природному энтузиазму»; наконец помочь Фландеру, казалось бы, с работой, которую нельзя ещё сильнее облегчить, – с кормёжкой животных; проявить инициативу и дойти до основной части поселения, взглянуть на клуб, встретиться с местными жителями… Однако Вех, как всегда, не рассчитал своих сил. От бесконечных взмахов топора и его натужных обрушений парня одолела боль, прошедшаяся по всей правой руке и особо проявившая себя в области запястья и плеча. Левая рука тоже заметно ослабла. Ощутив общее недомогание, Вех так никуда и не поднялся, а закрыл глаза и сладко задремал, вдыхая запах не домашнего уюта, а зимнего леса, прочно застоявшийся в ноздрях.
II.