В краю несметного блаженства

– Быть не может… – еле-еле выговорил Ролгад. – Когда же она… что… Как оно так… произошло?

– Ты виноват, ты! – Вех был напряжён настолько, что ему приходилось сжимать погребальную урну двумя руками, чтобы в гневе не швырнуть её в отца и не разбить. – Она любила тебя, и любовь её к тебе особо обострилась после твоего письма, однако она не знала, куда направить эту любовь, ведь рядом с ней не было тебя, ты официально считался мёртвым, посему она решила сублимировать в изобразительное искусство и написала в твою честь под сотню портретов, после чего благополучно покончила с собой посредством передозировки лекарствами. Нравится тебе такой исход? Твои руки – все в её крови!

– Почему она не дождалась? – вопил Ролгад. – Я был готов вернуться к ней, забрать её с собой и позабыть о той разлуке, что отдалила нас друг от друга на долгие годы! Почему ты не помог ей?

– Не смей перекладывать вину на меня, фашист! Не смей открывать свой рот! Я сделал всё, что мог! Я переселил её в свою квартиру, я всячески ей помогал, но моя жалкая помощь оказалась слабее её бесконечной любви к тебе, любви, который ты не заслуживаешь! Замолчи и впредь не говори о маме! Ты не имеешь права! Ненавижу тебя!

– Разве я не достоин прощения, как и все в этом мире?

– Иди и вымаливай прощение у небес, у Эллы. Зачем тебе нужен я?

– Ты – мой сын.

– Повторяю: кто сказал, что я твой сын? Ты сказал? Если да, то я с тобой не согласен. Я не твой сын, я тебе никто, как и ты мне – никто. И Элла тебе – никто. Ты бросил нас ради Второго Правительства, ради фашистов, вот и дружи с ними, а ко мне не приставай. У меня своя жизнь, у тебя – своя.

– Я больше не хочу работать на Второе Правительство. Я не из их компании, я был внедрён в неё, я в ней не вырос, как все остальные. Я чужеродный элемент…

– Хочешь или не хочешь – а придётся. Не можешь же ты прийти к своему начальству и прямым текстом сообщить, что увольняешься с должности. Тебя никто не уволит и не отпустит, а будешь упираться – уволят уже из жизни, как Барна, верно?

– Верно… Но зачем я им сейчас нужен? Цель моя – популяризовать послесмертие – давно выполнена, всё работает как часы, Центр Послесмертия десять лет как запущен в столице. Что ещё им от меня надо? Я бесцельно просиживаю жизнь в главном корпусе Второго Правительства, создавая видимость работы, но на деле ни над чем не работаю. Отчего бы им не отпустить меня на свободу? Отчего всё так несправедливо?

– Ты сам виноват. Примкнул к фашистам – назад дороги нет. Ты должен был бороться ещё до того, как они тебя завербовали. Лучше бы ты принял смерть, как герой, отстояв при этом свои идеалы, свою правду. Теперь пожинай плоды своей трусливости и тогдашней глупости. Я тебе ни в чём помочь не могу.

– Несмотря на мои многочисленные грехи, я бы мог слегка улучшить собственное внутреннее положение, забрав тебя – вместе с прахом Эллы – с собой. Пожалуйста, подумай хорошенько. Семья наша никогда не будет прежней, но у нас есть шанс хоть как-то восстановить связи. Мне выпала возможность, о которой большинство сотрудников Второго Правительства и мечтать не может – возможность встретиться с ближними и хотя бы чуть-чуть пожить по-человечески. Ежели я и не восстановлю в твоих глазах статус отца, не заслужу его, не добьюсь его, то, по меньшей мере, останусь твоим хорошим знакомым или другом, а это всё же лучше, чем ничего.

– Нет, уж лучше ничего, чем знакомство или дружба с фашистом, пусть даже не с идейным фашистом, а с «вынужденным», кем бы он мне ни приходился. Ты так или иначе внёс свою лепту в развитие бесчеловечного проекта, сгубившего и продолжающего губить сотни, тысячи людских жизней, ты распространил послесмертие. Расскажи мне, что скрывается за этим понятием, существует ли послесмертие в природе, или это одна из пустышек, созданных с целью обесценить людей, умертвить их под надуманным предлогом?

– Зеркальный вопрос: неужели Барн тебе этого не раскрыл? Я полагал, что из-за раскрытия конкретно этого секрета к нему и нагрянул карательный отряд.

– Нет, он не ответил. Воспользовался, наверное, моим нервным состоянием и увильнул. Хитрый негодяй.