Александр Сергеевич был старше Ольги Борисовны почти на десять лет. Хотя он лишь незадолго до нашего знакомства был утвержден в звании доцента, а докторскую защитил пять лет спустя, за версту чувствовалось, что этот человек обладал значительным авторитетом и научным весом, что он при Кануновой в положении кронпринца. Правда, он сменил ее в должности заведующего кафедрой лишь в 1991 году, но уже раньше появились такие определяющего значения его книги, как «Этапы и проблемы творческой эволюции В. А. Жуковского» и «В. А. Жуковский. Семинарий». Обе они стоят на моей книжной полке с сердечными и лестными дарственными надписями. Но важнее, несопоставимо важнее то, что он возглавил издание 20-томного «Полного собрания сочинений»
Жуковского. Оно, конечно, не дошло до Харькова; я имел возможность с ним познакомиться лишь в Москве, и то весьма бегло. Можете сколько угодно укорять меня в чрезмерной эмоциональности, но убежден, что такое издание да такого автора, как Жуковский, который никогда прежде не издавался как следует, издание, задуманное с таким размахом и осуществленное на таком профессиональном уровне, – это бессмертие.
К сожалению, бессмертие не уберегает от смерти. 26 ноября 2016 года на 73-м году жизни Александр Сергеевич стал жертвой автомобильной катастрофы. Он, самый осторожный человек на свете, не способный не то что правила нарушить, а совершить необдуманное движение, погиб такой нелепой смертью! Как расска-. А
Два слова о личном. Я всегда буду вспоминать Александра Сергеевича с глубокой благодарностью за помощь, которую от него получил. В середине 80-х годов я работал над монографией «Декабристы и русская литература», в которой был обстоятельный раздел, где анализировалось отношение Жуковского к декабристам. Один из наиболее авторитетных специалистов по Жуковскому Раиса Владимировна Иезуитова, человек непростой и на похвалы не щедрый, сделала в одной из своих статей сноску, в которой говорилось, что после написанного по этому поводу в моей книге, тему можно считать закрытой и возвращаться к ней в будущем нет необходимости. По мне, такая сноска стоит рецензии. Но не видать мне подобной оценки, если бы, работая над разделом, я не находился в постоянном контакте с Александром Сергеевичем и не пользовался его помощью!
В отличие от Янушкевича научный взлет его жены Ольги Борисовны Лебедевой происходил на моих глазах. Он защитил кандидатскую задолго до моего появления в Томске, а докторскую намного позже, и у меня нет ни того, ни другого его автореферата, зато от Ольги Борисовны я получил оба, причем надписи на них отразили эволюцию ее отношения ко мне. Кандидатский был надписан: «…с глубоким уважением и благодарностью за прекрасные работы», а докторский: «…с невыразимыми чувствами». Первая ее защита проходила за год до нашего знакомства, а когда назревала вторая, она попросила меня об отзыве. Придерживаясь мнения, что невыразимых чувств не бывает (да простит меня гениальный автор стихотворения «Невыразимое»!), я постарался выразить свое мнение о защищаемой диссертации и вроде в этом стремлении преуспел: как написала Ольга Борисовна, после оглашения отзыва зал «взорвался аплодисментами». Может быть, стоит упомянуть, что защита происходила в Новгороде, а это город мне не чужой, и с вожаком новгородского литературоведения Вячеславом Анатольевичем Кошелевым меня связывают многолетние самые что ни есть невыразимые, но вполне выразимые чувства…