В кругах литературоведов. Мемуарные очерки

Не могу не сказать еще несколько слов в память двух людей, с которыми я сошелся в «Вопросах литературы» и которые со временем из только редакторов превратились в близких и дорогих друзей: у них я бывал дома, выпивал, чаевничал, ночевал, с ними гулял и общался в самой разной обстановке… Это Белла Львовна Маргулис и неоднократно упоминавшийся ранее Семен Иосифович Машинский.

Белла Львовна, выпускница легендарного НОЛИ, была всеобщей любимицей, ее нежно называли Белкой. Она вела отдел хроники, где я печатал информации о своих архивных находках и отчеты о конференциях. А крупные материалы: статьи, обзоры, рецензии шли через отдел, которым заведовал Машинский и в котором работала Юргенева. Приведу одно из писем Машинского, содержащее их оценку. Предыстория этого письма такова.

В 1977 году мне попался на глаза сборник статей Машинского «Слово и дело», вышедший двумя годами ранее. Я прочел книгу, она мне понравилась, и я написал на нее рецензию, которая появилась в «Известиях Академии наук. Отделение литературы и языка», которые в разговорах часто называли попросту: ОЛЯ. Машинскому я по этому поводу ничего не сообщал, содержание рецензии, которая при общей положительной оценке книги включала и критические «уколы», никоим образом с ним не согласовывал и вообще писал не столько для того, чтобы ее оценить, сколько для того, чтобы выразить кое-какие собственные мысли. Через некоторое время от него прибыло такое письмо:

Дорогой Леонид Генрихович!

Дело было так. На банкете у фохтовской аспирантки Тамары (по случаю ее защиты) они оба мне сообщили о необыкновенно умной рецензии, появившейся в ОЛЯ. То было более недели тому назад, а только сегодня, в редакции у нас, я раздобыл это самое ОЛЯ, кое я не выписываю и читаю нерегулярно. Прочитал и подивился: до чего здорово Вы написали. Это, вероятно, пятая или шестая на сию книгу рецензия. Но Ваша – самая! Действительно самая и умная, и просто она талантливо написана. Дело не в оценках книги, разумеется, а именно в том, как отлично написано все: очень свободно, по-своему, без риторики и удивительно искусно. Я давно знаю Ваши рукописи для нашего журнала, сколь точное у Вас письмо, и как верно ложится Ваша фраза на бумаге и энергично пульсирует в фразе мысль. Все это мне с особой силой почувствовалось в рецензии, кою прочитал, не скрою, с удовольствием и завистью.

Сердечно говорю Вам разные слова.

Крепко жму руку и сулю новых Вам успехов на ниве нашего многострадального литературоведения.

Ваш С. Машинский. 21 ноября 1977 г.

Когда я дописал докторскую диссертацию, но не мог найти Совет, который согласился бы ее рассмотреть и поставить на защиту, Маргулис и Машинский занимались моими делами, как своими собственными, и использовали все свои связи и возможности, чтобы помочь. Белла Львовна с горячностью, которая была так свойственна ее натуре, вникала во все детали, наводила для меня разнообразные справки, взвешивала достоинства и недостатки предполагаемых оппонентов. Хорошо помню, что кандидатура Н. В. Фридмана была окончательно решена в ее квартире, и я договаривался с ним с ее телефона. Мудрый и опытный Машинский держал под контролем весь процесс. Никогда не забуду выражение его лица, когда он сидел на защите, – напряженный, сосредоточенный. Так выглядит режиссер на премьере поставленного им спектакля.

А когда пришло время ждать решения ВАКа, он, чтоб отвлечь меня от тревожных мыслей, предложил поработать для «Вопросов литературы» над большим обзором, который получил название «Русский романтизм: проблемы, споры, перспективы». Этот материал вызвал шквал самых разноречивых отзывов, много было претензий и обид, но признание он получил и даже был переведен за границей. Увы, инициатору создания этого материала не довелось увидеть его в печати. В том же одиннадцатом номере за 1978 год, где был опубликован мой обзор, помещен и некролог С. И. Машинского.

Судить о том, какую роль сыграли «Вопросы литературы» в литературном процессе, я не возьмусь, но думаю, не погрешу против истины, сказав, что за минувшие полвека журнал внес неоценимый вклад в повышение уровня литературоведческих исследований. Многие сотни рецензий, напечатанных в нем, имели преимущественно критический характер, и, читая их, все мы учились на чужом опыте и старались в будущем избегать допущенных огрехов. Были рецензии, обзоры, полемические статьи, написанные на грани памфлета и вызывавшие восхищение блеском разящих суждений. Вспоминаются такие материалы, как «Кто изящней: верблюд или лошадь?» Л. Баткина, «…И где опустишь ты копыта?» Б. Сарнова, рецензия Л. Тимофеева на книгу Ю. Борева о «Медном всаднике» (помню, как высоко ее оценил скупой на похвалы М. Л. Гаспаров), рецензия А. Гришунина и Д. Николаева на статью (!) Ф. Н. Боронина «Цензурные условия литературы XIX века» и многие, многие другие.