В кругах литературоведов. Мемуарные очерки

Вернувшись из США, Кулешов сразу стал председателем Экспертного совета ВАКа. Он позвонил мне в Харьков 6 июня 1978 года, сообщил, что я утвержден, и немедленно взял меня в оборот. Я был не просто рецензентом, но как бы его «чиновником по особым поручениям». Он бросал меня на диссертации, в судьбе которых почему-либо оказывался заинтересованным. Мое первое оппонирование после утверждения в докторах было на защите Веры Аркадьевны Мильчиной. Ее отец был главным редактором издательства «Книга», так сказать, нужным человеком, и я, таким образом, оказался причастен к научному старту этой замечательной женщины, скоро ставшей ярким специалистом с громким именем. Направляя мне диссертации на отзыв, Кулешов никогда ни о чем не просил. Но я получал хорошие работы, преимущественно докторские. Иногда их авторы позднее входили в мой дружеский круг. Так случилось с Линой Хихадзе, близкой приятельницей или даже родственницей В. Э. Вацуро.

Кулешов много раз приглашал меня к себе домой, особенно когда я проходил четырехмесячную стажировку в МГУ, и мы оба жили практически рядом на университетской территории: он в преподавательском доме, я – в гостинице для стажеров. Эти вечера мне хорошо запомнились: он принимал гостей умело и настойчиво, и гости, естественно, тоже «принимали». «Я вижу, что этот коньяк вам не понравился, – говорил он, – сейчас я открою другой!»

Кулешов вызывал к себе у разных людей разное отношение. Мне случалось сталкиваться тем, что о нем говорят в пренебрежительном, а иногда и враждебном тоне, мою оценку считают завышенной, проистекающей не из его действительных качеств, а из той положительной роли, которую он сыграл в моей судьбе. Да будет дозволено и мне сказать, каким мне видится этот незаурядный человек.

Мне не довелось ни разу в жизни увидеть Г. А. Вялого, но я много слышал о нем, и преимущественно от Я. С. Билинкиса. Он говорил: «Самое малоинтересное в Вялом было то, что он писал. Его лекции были более яркими, но как собеседник он не знал себе равных, слушать его было одно наслаждение». Всякое сравнение хромает, а мое сравнение Вялого с Кулешовым, наверное, хромает на обе ноги. Но, проведя много времени в беседах с Кулешовым, я укрепился в убеждении, что он ярче и умнее своих работ.

Его понимание литературы и литературоведения меня восхищало и восхищает. Да, у него были слабости, и предъявлявшиеся ему упреки имеют под собой основание. Но как зорко и убийственно он видел слабости других! Это было в нем от Бога!

Я написал в свое время рецензию на его «Историю русской критики». Он понимал индивидуальность каждого из описанных в ней критиков так, как будто был с ними знаком. В этом мне видится ценность его книги, и я не отрекаюсь ни от одного слова своей рецензии. Но не могу не признать, что небрежность Кулешова, который, как я предполагаю, пользовался услугами недостойных доверия «помощников», привела к тому, что другие рецензенты (не я!) выявили в этой книге горы ошибок. Понятно, что такие вещи не могли пройти бесследно для научной репутации Кулешова.

Рыцарь литературной науки

Одним из самых близких людей, каких подарила мне судьба, был Андрей Леопольдович Гришунин. Он родился 29 октября 1921 года в Елатьме Рязанской области, маленьком городке на берегу Оки, но покинул его в полуторалетнем возрасте и подлинной своей родиной считал подмосковное Царицыно, где прожил три первых десятилетия своей жизни, окончил школу и в значительной степени сложился как личность.

«Сколько я себя помню, – я помню себя только в Царицыне, среди дворцов Баженова и Казакова, даже – в самих этих дворцах, в превосходном английском парке… Там прошла моя молодость. И я знаю, что это – важно; что годы молодости и юности имеют определяющее для жизни каждого человека значение; что без Царицынского дворца и парка я был бы совсем другим человеком»[82], – такими словами начинается автобиографическая книга А. Л. Гришунина «Царицыно». Знакомство с ней оставляет неизгладимое впечатление – это и мемуары, и результат кропотливых исторических и краеведческих разысканий. Цепкая память автора вырвала из далекого и, казалось, забытого прошлого десятки имен и судеб людей, с которыми его в юности сводила судьба: одноклассников, соседей, мимолетных знакомых.

Обилие и достоверность собранного в этой книге материала предопределили ее удивительную судьбу. Оказалось, что некоторые из ее персонажей живы. Книга побудила их спустя десятилетия найти друг друга, восстановить прежние отношения. Мало того, в рамках серии «Сто фильмов о Москве» на ее материале был снят фильм, который называется «Сущий рай» (так отозвалась о Царицыне Екатерина II в одном из писем к Потемкину). Мы увидели на экране Андрея Леопольдовича, восьмидесятилетнего, но по-юношески подтянутого, элегантного, подвижного, страстного, полного энергии, доброты, юмора. Он вел нас по сегодняшнему Царицыну, воскрешая его богатую, во многом драматичную историю, частицей которой стала и история его молодости.