Читаем В ладонях судьбы...(СИ) полностью

   - Разве ты меня не поняла?.. Я хочу, чтобы ты была моей дочкой, называла меня мамой и носила мою фамилию.



   - Как это, бабуль?.. - Ирка была обескуражена. - У меня ведь есть мама... и папа.



   - Ириш, детка моя, разве ж я ожидала, что так привяжусь к тебе?.. - бабушка вздохнула. - Если бы ты только знала, как я мечтала о дочери, но... Бог меня, к сожалению, не услышал.



   - А как же мама?.. Она ведь даже, когда война была, не отдала меня никому... хоть её и уговаривали латыши-крестьяне... Она мне об этом рассказывала.



   - Тогда ты была у неё одна... А сейчас, кроме тебя, у неё ещё двое есть, и их она любит больше, поверь мне... А у меня ты будешь единственной и любимой... Я тебя одену-обую, как куклу! Смотри, это ведь всё для тебя! - Бабушка достала из шкафа несколько отрезов разных тканей. - Ещё ты говорила, что хочешь учиться в музыкальной школе? - ладно! Куплю тебе пианино, учись. Я ведь тебя пальцем никогда не тронула, а мать - била! Била ведь прутом или чем там ещё?.. ты ведь мне сама говорила!



   - Ну, иногда... Я тогда виновата была...



   - Вот и подтвердишь, если спросят.



   - Кто спросит?..



   - Из опеки спросят... Я хочу тебя усыновить, Ира... Ведь я тебя воспитываю, обуваю-одеваю-кормлю. Всё, что захочешь, для тебя сделаю, когда станешь только моей!





   Ирка была словно оглушена и не могла поверить, что всё это происходит наяву, а не в каком-то болезненном сне... Вначале ей казалось, что бабушка просто шутит, потом поняла, что, похоже, всё это она говорит всерьёз... И Ирке был очень неприятен этот разговор. Да как она может?.. Ведь это же самое настоящее предательство по отношению к родным людям...





   - Бабушка... ты не обижайся, но я... я не могу. Я маму очень люблю...



   - Тогда уезжай... Пусть отец и увозит тебя на хутор. Отправляйся обратно утирать сопли малышам, корову пасти, свиньям корм задавать!







   Прошло несколько дней. Возвратившись из школы, Ирка услышала голос отца и хотела уж вбежать в комнату...





   - Отдайте мне Ирку! - услыхала она умоляющий голос бабушки и остановилась.



   - Мать, о чём ты говоришь?! Как тебе такое в голову могло придти?!



   - Нет, ты мне скажи - она вам нужна?.. У вас есть свои дети. Зачем вам нужен лишний рот?.. А я её удочерю, дам образование, в люди выведу...



   - Мама, хватит! Я этот бред даже слушать не хочу!



   - Это не бред, Шурка, я вполне серьёзно говорю... Да и Ирка, кстати, согласна...





   - Но это же неправда, бабушка!!! - возмутилась Ирка, вбежав в комнату. - Пап, я не соглашалась... Бабушка, я тебя очень люблю, но я не согласна...



   - Ну, что ж... Тогда уезжай, неблагодарная! А я из детдома девочку возьму...







   И снова Латвия...







   И вновь пассажирский поезд привёз Ирку в Латвию и она, словно на машине времени перенеслась далеко назад, в прошлое, словно в старину, где все ещё живут, коротая вечера при свете керосиновых ламп, где редко встретишь грузовик на большаке, и где колхозная земля пока ещё не познала тяжести стальных тракторов и прочей техники...



   Она снова вернулась в поместье зажиточных крестьян, где её родители снимали часть дома, на подворье с сараями, хлевом для скота и конюшней, с небольшой мельницей и плотницкой мастерской, с банькой у протекающей быстрой речушки... Смешанный запах сена, конского навоза и дёгтя, такой знакомый с детства, но слегка подзабытый, не был неприятен Ирке, она с удовольствием вдыхала этот деревенский дух. Выпрягая лошадь из старинной пролётки, хозяйский сын Томас, привёзший их со станции, искоса, с интересом поглядывал на повзрослевшую Ирку. Встретить её вышло всё семейство Култансов. Девчонки насмешливо оглядывали "городскую" в светлом пальто (перелицованном из бабушкиного летнего) и кокетливом беретике с хвостиком и хихикали в ладошку, но Ириша держалась, как и подобает городской, с достоинством. Подросшие брат с сестрёнкой не узнавали свою "няню", дичились и прятались за мамин подол...



   В сенях большого дома пахло антоновкой, а в огромной кухне хозяев стоял дух свежеиспечённого тёткой Дарьей хлеба... Женщины накрыли на большом столе незатейливый ужин на две семьи - блины с густой домашней сметаной, с янтарным мёдом с хозяйской пасеки; отец выставил гостинцы с юга - виноград, груши и даже душистую дыню... Так уж было заведено - в праздники готовить общий стол, а долгожданный приезд любимой дочери - это ведь тоже праздник!





   Эзерниеки... Озёрный край... Дивные места - леса, холмы, луга и множество озёр, прозрачных, чистых и холодных даже в разгар лета. Как же явственно виден контраст между городом и прибалтийскими хуторами, словно застывшими в прошлом веке... Лошади, запряжённые в телеги или двуколки, ржущие в ужасе и встающие на дыбы при встрече с редким автомобилем... Стада коров чёрно-белой масти, пасущиеся на ещё зелёных лугах, усыпанных круглыми валунами разных размеров... Стога на сжатых вручную полях... Крестьяне, полные решимости не пустить "железного дьявола" на свои земли...





Перейти на страницу:

Похожие книги

Липяги
Липяги

…В своем новом произведении «Липяги» писатель остался верен деревенской теме. С. Крутилин пишет о родном селе, о людях, которых знает с детства, о тех, кто вырос или состарился у него на глазах.На страницах «Липягов» читатель встретится с чистыми и прекрасными людьми, обаятельными в своем трудовом героизме и душевной щедрости. Это председатели колхоза Чугунов и Лузянин, колхозный бригадир Василий Андреевич — отец рассказчика, кузнец Бирдюк, агроном Алексей Иванович и другие.Книга написана лирично, с тонким юмором, прекрасным народным языком, далеким от всякой речевой стилизации. Подробно, со множеством ярких и точных деталей изображает автор сельский быт, с любовью рисует портреты своих героев, создает поэтические картины крестьянского труда.

Александр Иванович Эртель , Сергей Андреевич Крутилин

Русская классическая проза / Советская классическая проза / Повесть / Рассказ / Проза
Мизери
Мизери

От автора:Несколько лет назад, прочитав в блестящем переводе Сергея Ильина четыре романа Набокова американского периода ("Подлинная жизнь Себастьяна Найта", "Пнин", "Bend sinister" и "Бледное пламя"), я задумалась над одной весьма злободневной проблемой. Возможно ли, даже овладев в совершенстве чужим языком, предпочтя его родному по соображениям личного или (как хочется думать в случае с Набоковым) творческого характера, создать гармоничный и неуязвимый текст, являющийся носителем великой тайны — двух тайн — человеческой речи? Гармоничный и неуязвимый, то есть рассчитанный на потери при возможном переводе его на другой язык и в то же время не допускающий таких потерь. Эдакий "билингв", оборотень, отбрасывающий двойную тень на два материка планеты. Упомянутый мной перевод (повторяю: блестящий), казалось, говорил в пользу такой возможности. Вся густая прозрачная вязкая пленка русской набоковской прозы, так надежно укрывавшая от придирчивых глаз слабые тельца его юношеских романов, была перенесена русским мастером на изделие, существованием которого в будущем его первый создатель не мог не озаботиться, ставя свой рискованный эксперимент. Переводы Ильина столь органичны, что у неосведомленного читателя они могут вызвать подозрение в мистификации. А был ли Ильин? А не слишком ли проста его фамилия? Не сам ли Набоков перевел впрок свои последние романы? Не он ли автор подробнейших комментариев и составитель "словаря иностранных терминов", приложенного к изданию переводов трех еще "русских" — сюжетно — романов? Да ведь вот уже в "Бледном пламени", простившись с Россией живой и попытавшись воскресить ее в виде интернационального, лишенного пола идола, он словно хватает себя за руку: это писал не я! Я лишь комментатор и отчасти переводчик. Страшное, как вдумаешься, признание.

Галина Докса , Стивен Кинг

Фантастика / Проза / Роман, повесть / Повесть / Проза прочее