В лучах эксцентрики

Гайдай сделал частичную переакцентировку. Он сохранил сюжет и основные события повести, но где только можно было добавил к ним привычные для него эксцентрические номера. Эта половинчатая методика в лучшем случае привала к полуудаче. Юмор Гайдая воспринимается как вторжение в неповторимый национальный колорит Лассилы чего-то несвойственного ему, даже чужеродного, может быть европейского или, скорее, космополитического. Получилось смешение французского с нижегородским, вернее, финского — с эсперанто.

Проверим эти выводы на примерах…

Согласившись стать сватом для Юсси Ватанена, Ихалайнен полчаса сидит в гостях у Хювяриненов, ведет степенные хозяйственные разговоры и никак не может изложить главную цель своего визита. Потом начинает нахваливать своего друга Ватанена: какое у него большое хозяйство и как он заботится о нем — у него одинаковое отношение и к лошади и к жене. И только после этого наконец говорит хозяевам, что у него к ним «маленькое дельце», и делает предложение.

Или сцена сватовства Партанена (Л. Ластумяки) к Кайсе Кархутар:

— В моем доме надо работать так, чтобы кости трещали, чтобы моя хозяйка была как ломовая лошадь.

— Если твои кости выдержат, то айда с Партаненом в деревню.

Эти и другие подобные сцены, целиком перенесенные из повести, предельно информативны и своеобразны. В них раскрываются и национальные особенности и главные ценности крестьян, их патриархальная психология и их характеры, их детская открытость и непосредственность.

Но такие психологически богатые сцены постоянно перемежаются гайдаевской эксцентрикой.

Воспользовавшись тем, что под воздействием спиртного герои теряют голову и становятся буйными, Гайдай воплотил их пьяные скачки в предельно развернутую феерию вселенского погрома. Во время этой дикой скачки они безбожно крушат и разрушают все, что встречается по дороге: скирды снопов, заборы, тачку с сельским добром, прилавки с немудреной крестьянской снедью... Все летит кувырком... Такой продолжительный каскад трюков, пожалуй, и для эксцентрической комедии перебор, а для комедии нравов вовсе чужероден. Невольно начинаешь думать: и это при крестьянской бережливости наших героев и их хозяйском отношении ко всему, что является делом человеческих рук. Все это они считают добром, которое для них свято. Конечно, друзья перепили, и водка лишила их рассудка, сделала неуправляемыми. Все вроде бы оправдано. И все-таки я не мог принять эту дикую сцену пьяного разгула и варварства. Уж слишком демонстративно и крикливо она выбивается из нестандартной стилистики Лассилы! Ведь это не что иное как «разрушительный юмор» Мак-Сеннета, сошедший на нет с приходом в кинематограф звука. И если такой юмор в какой-то мере может восприниматься в эксцентрических лентах, то в бытовой комедии, в комедии нравов, каковой является повесть Лассилы, мне кажется, он неуместен. Между прочим, в этой вихревой скачке и калейдоскопе разрушения есть блестящая находка. Повозка мчится по уличной луже, обдавая все по сторонам летящей из-под колес грязной жижей. А после этого проезда на покрытом грязью заборе запечатлеваются светлые, свободные от грязи человеческие контуры — следы встречных прохожих.

Есть еще одна, более приемлемая сцена — с велосипедистом. Стараясь удрать от мчащейся коляски с друзьями, велосипедист на огромной скорости въезжает в уличное кафе, где очень ловко, можно сказать — артистически лавирует между тесном стоящими под несущийся автомобиль. Эти находки по своей тонкости и оригинальности вполне вписываются в колорит повести. Невольно подумалось: вот если бы в такой же манере и с таким же вкусом вместо разнузданной вакханалии был решен весь эпизод! Как было бы здорово! Можно согласиться и существующим решением: все это смотрится. Но если бы к неуемной фантазии добавить вкуса и изящества, можно было бы сохранить единство стиля и создать превосходную комедию, покоряющую завидным остроумием, тонким вкусом, блеском и изяществом исполнения. Конечно, это неизмеримо труднее грубоватых трюков, но во сто крат почетнее!

То же самое можно сказать о других эксцентрических номерах. Вот жена Ихалайнена, Анна-Лиза, пытаясь добыть огонь с помощью точил,а так раскрутила точильное колесо, что оно выскочило из станины и начала бешено вращаться волчком и метаться по комнате, безудержно сокрушая все, что там находилось.

Неимоверно растянутый эпизод ловли поросенка также не очень органичен. Прежде всего сама по себе эта сцена не оригинальна. Точно такая есть в фильме «Не может быть!», только тем вместо поросенка запихивают в мешок мальчугана. Кроме того, Гайдай не смог сократить кусок до приемлемых размеров. Видимо, он был чем-то дорог режиссеру. В результате эпизод с поросенком занял чуть ли не главное, доминирующее положение в комедии.