В мире античных образов

Оба указанных противоречия, ослаблявших римскую демократию и державших ее в состоянии перманентного кризиса, коренились в самой природе-рабовладельческой формации с ее основным классовым антагонизмом — рабов и рабовладельцев. Именно труд самостоятельного производителя, как городского ремесленника, так и крестьянина, терпел от конкуренции дешевого рабского труда, именно применение последнего в широких размерах делало возможным развитие латифундиального хозяйства. Римская демократия, последовательно стремившаяся к идеалу мелкого самостоятельного производства, во время всего своего существования не могла осознать, что только уничтожение рабства позволило бы ей добиться своих целей.

Смутное сознание связи между существованием рабства и положением мелких свободных производителей было скорее у крупных рабовладельцев, вынужденных делать уступки демократическим элементам всякий раз, когда основной классовый антагонизм античности вырывался наружу и принимал вполне осязательные формы в виде рабских восстаний. Далеко не случайно первое сицилийское восстание рабов под предводительством Эвна и Клеона хронологически совпадает с гракханским движением, второе сицилийское восстание Трифона и Афиниона — с движением Аппулея Сатурнина, а движение «самого великолепного парня во всей античной истории», «истинного представителя античного пролетариата», Спартака, — с восстановлением демократических учреждений, уничтоженных Суллой. Этот факт почти не отмечался исследователями, а если и констатировался, то без всякого указания на лежащие в его основе закономерности.

Лишь в исключительных случаях и сами демократические вожди практически подходили к обнажению основного антагонизма своего общества. Так, во время Союзнической войны вождь южных повстанцев, Юдацилий, по свидетельству Аппиана, присоединял к своему войску простой народ и рабов, а в момент решительной борьбы против Суллы Цинна и младший Марий, как рассказывает тот же Аппиан, призывали в свои армии рабов, обещая им свободу.

Вопрос об отношении рабов к катилинарскому движению несколько более сложен, но Аппиан, который, по выражению Маркса, старался «докопаться до материальной подкладки этих гражданских войн»[13] определенно указывает на то, что Катилина собирал под свои знамена и рабов. Демократия рабовладельческих обществ билась в заколдованном кругу именно потому, что такие попытки делались как бы ощупью и носили спорадический характер. А между тем только при их систематизации утомительно повторяющиеся в среде свободных лозунги всех античных революций — передел земли (в Риме — lex agraria), кассация долгов (в Риме — tabulae novae) — могли бы стать действительностью.

Задачи демократического движения усложнялись с конкретной исторической обстановкой, в которой развертывался его новый этап. Сулланская реакция еще более ускорила процесс концентрации земельной собственности в руках крупных землевладельцев. Именно в это время появляется знаменитый термин «латифундия». Интересно отметить, что войско катилинарцев собирается в Этрурии, где крупное землевладение особенно укоренилось. Новый рост латифундиального землевладения с широким применением невольничьей силы ведет за собой новую полосу захирения сельской Италии и вследствие конкурентной борьбы с дешевизной рабского труда, и в результате голых насилий, чинимых земельными магнатами над мелкими сельскими собственниками. Ветераны Суллы, образующие один из разрядов катилинарцев, попадают туда не из-за своей неспособности к регулярному труду и не из-за благоприобретенной ими на богатом Востоке изнеженности, а вследствие тех тяжелых экономических условий, в которых им приходится обеспечивать свою хозяйственную самостоятельность.

В эту эпоху римский рабовладелец и землевладелец точно фиксируют свое знаменитое деление сельскохозяйственного инвентаря на орудия немые (instrumentum mutum — телеги, плуги), орудия полугласные (instrumentum semivocale — окот) и орудия гласные (instrumentum vocale — рабы). Но вернувшийся из походов и севший на землю римский легионер очень скоро убеждается, что его старая мечта о зажиточной крестьянской жизни далеко не так привлекательна, а часто вместо желанной самостоятельности несет одно разорение. Отсюда необычайная популярность старинного лозунга об аграрном законе, даже несмотря на сомнительные результаты его применения на практике.