В море, на суше и выше...

Первым впечатлением от весьма популярного нынче 971 проекта была труба рубочного люка, в самом конце рубки, там, где она сужалась, и человек заглядывал в эту трубу из положения в три и более погибелей. Над открытым люком плавало неявное таинственное сияние, как у входа в другое измерение. В сущности, там, на другом конце этой трубы, в которую мой чемодан входил только винтом по диагонали, действительно существовала совсем другая реальность... И, хотя подобный путь есть абсолютно на каждой лодке, на стратегах, как я узнал потом, он был не таким удручающим, и даже тайно попахивал паломничеством, так как там тоже перед спуском вниз сначала надо было подняться наверх. Ерунда, конечно, но из-за нее бомбовоз воспринимался изнутри почти как пассажирский самолет. Кто-то говорил, что подводник обязан быть тупым и не понимать, что над ним километры воды. Хотя в реальности, на эсминцах, например, тупых гораздо больше.

И еще была бортовая электросеть. Она в каютах офицеров — 127 вольт. И кофе в моей походной скороварке варился три с половиной часа. И не сварился, зато я поссорился с замом. Его звали ПК РЛС. Пэка эрэлэс. Вслушайтесь — Эр Эл Эс. Локатор, вращается и показывает картинку. Кто понимает...

Мне сказали: «Тебя срочно требует пэка эрэлэс». Я сказал: «Я связист». Мне сказали «А?» Я повторил. Мне снова сказали «Че?» Я поднял палец, условно обозначая антенну. И чтоб понятно было, я еще сказал: «Я — не РТС (эртээс)». И слегка покрутил пальцем. Вопрос, говорю, не по ВУСу.

Пэка эрэлэсу сказали: «Там курсант тебя на х... послал. Знаешь, как в кино, типа «фак ю». Изрек, что в гробу видал всю твою деятельность с потрохами и личным составом. Он, мол, приехал сюда на стажировку по специальности, и не хрен всякому уроду отвлекать будущего офицера от дум о радиосетях. И радионаправлениях».

Все это сказали пэка эрэлэсу. Я так и не узнал, кто. Да, неважно... Зам прилетел ко мне в каюту и сразу заорал про трюма, говно и мое брюхо. И про свое брюхо, так как он будет неотрывно контролировать. И убежал. Прибежал опять и принес бланк «Боевого листка». Пришлось написать ему оду. Ода удалась. Зам липко пожал мою руку и оставил свой домашний адрес. От первого «А?» прошло минут пятнадцать. Хм...

Все мои в экипаже, связисты, то есть, были какими-то никакими. Можно сказать, что их не было. Во всяком случае, в абсолютно необслуживаемом посту приемников-передатчиков мне понравилось больше, чем в тесном КПСе с задумчивыми и неприметными «радистами».

Однако жизнь — это общение. Тенеобразные братья по разуму, липкий зам и больно умный курсант-минер из Ленкома, писавший весь стаж свой диплом... ирония горька, но именно по «толстой» торпеде. Ну, может, еще сотни три тараканов.

Короче, через пару дней мне захотелось на волю и я, пересекшись с корешами на бомбовозах, влился в шумный водопад лейтенантской жизни...

Совершенно незаметно прошуршал месяц. Я зачем-то съездил к тогдашней жене.

А в Гадюкино единственной досадой был визит в комендатуру, оказалось, что и старлеи в патрулях бывают козлами. Меня успокоили, сказав, что этот — козел по жизни...

А потом, в магазине на Вертолетке, я увидел ее.

Супруга ее я знал уже пятый год. Год назад попал он космонавтом на бомбовоз.

Месяц назад бомбовоз вернулся из автономки с пробитым легким корпусом, а Коля — с воспаленными глазами в черных-черных кругах на белом-белом лице. Да... и опять ушуршал в море, прикомандированным. Спокойный и немногословный, каким и был в училище.

А вдвоем мы оказались совершенно неожиданно и как-то непонятно, толпа рассосалась по комнатам, а мы с ней сидели и курили не кухне. Калининградка, неоконченный технологический... довольно высокая шатенка. Серые глаза.

Сколько есть женских историй, в каждой — своя трагедия. Когда скрытая, чаще — на поверхности. По любой можно ставить спектакль. Будет интересно. А здесь...

Место трагедии занимала надежда. Так ее и звали. Надежда.

Она затягивалась как-то ненастояще, то есть Надя отдельно, а все, что курит — отдельно. Какая-то неассимилированная получалась роль. То есть, могла бы, наверно, не курить вообще...

Я-то, конечно, распрягал. Про лодки, море и ни в жисть не приехать сюда служить. И вообще не получать погоны. А сюда приехал посмотреть. Просто посмотреть.

— Ну и как, насмотрелся? — спросила она, взглянув сквозь дым.

— Да нормально, — я слегка сипел из-за постоянных вечерних отдыхновений, — только кореша-то все на бомбовозах, так что день можно из жизни вычеркивать. Остается только вечер... понимаешь, Надь, здесь, по-моему, можно жить только семейному человеку, бобылю рехнуться можно.

— Да... — протянула она, выпустив дым тонкой струйкой под стол, внимательно посмотрела на меня и вдруг, выпалила, вспыхнув глазами:

— А хочешь, я нарисую тебе БДРМ?

И все. Вот, бывает, говоришь чего-то, несешь чушь, видишь, как дама киснет, и хочется совершенно в духе Райнова плюнуть и отмочить что-то вроде, может, хватит играться, зачем тянуть время? Вы привлекательны, я — чертовски... Ну и тому подобное. И сразу, как ляпнешь, становится проще. Или никак. Но все лучше...