– Ладно, будем жить, – улыбнулся Антон. – Кто я такой, чтобы жертвовать счастьем друга? Если Владычица откажет, буду сам за тебя просить. К тому же, – он подмигнул, – судя по твоим горящим глазам Кесса согласилась?
– Да. И знаешь, я никогда ещё не был так счастлив. Кажется, теперь я понимаю, почему ты решил остаться, я бы ради Кессы тоже остался.
– Ну, меня ждёт отличное будущее, – задумчиво протянул Антон, почесав подбородок. – А у тебя там что? Какая-то карьера, миллионы поклонников по всему миру, мешки денег… Ерунда, короче.
– Ерунда, – фыркнул Рич, тоже развалившись на подушках. – Иногда вспоминаю и думаю: как не со мной всё было.
– Скоро будешь так думать об этом месте.
Они замолчали. Рич смотрел на резной потолок, и думал: правда, надо успеть насладиться каждым мигом в гареме, ведь это приключение точно никогда не повторится.
– Я тебе сейчас ногу отгрызу! Будешь на одной прыгать, и то изящнее получится! – завопил во дворе Петри. Переглянувшись, друзья с пониманием улыбнулись: пожалуй, по этому Рич точно не будет скучать.
21. Преступление и наказание
Рич почти перестал спать: ощущение, что совсем скоро он покинет гарем, росло с каждым днём, заполняя тоской одновременно с предвкушением. Он постоянно всматривался в лица наложников, пытаясь их запомнить и жалея, что не умеет рисовать. Но больше времени проводил с Антоном – каждую свободную минуту, когда тот не был в покоях Владычицы. Не подозревая о скорой разлуке, наложники постоянно кружились вокруг них, то советуясь по подготовке к празднику, то приходя, чтобы Антон, которого уже единогласно признали главным, разрешил какой-нибудь конфликт.
Петри-таки довёл своих танцовщиков до истерики, и теперь они ни в какую не хотели с ним выступать. Антону пришлось долго внушать сначала Петри, что это не его бенефис и стоит попроще относиться к людям, которые его окружают; потом танцорам, которые всё же должны прислушаться, если не хотят ударить лицом в грязь перед Владычицей.
– Когда ты уедешь, попрошу у Алианны отдельные покои, – вздохнул Антон в один из вечеров. – Я ребят, конечно, люблю, но в казарме уже пожил своё, хватит. Да и хочется быть к ней поближе, насколько это здесь возможно.
– Что ещё будешь делать? – они сидели в саду, прямо на траве, вытянув ноги, и смотрели на розовеющее небо. К вечеру жара спадала, в Салетдин постепенно приходила осень, и Рич начал ловить себя на мысли, что хотел бы посмотреть, какая она здесь. Странно, раньше так сильно хотел вернуться, а теперь и вовсе возвращаться не хотелось. Хотя это, конечно, чушь – здесь ему жизни нет, даже думать не стоит. Правда, проще не становилось, он будто собирался оставить тут часть себя.
– Рваться к власти, – иронично хмыкнул Антон. Откинулся на спину, облокачиваясь о траву, и задрал голову вверх. – Шучу, конечно, нужна мне эта власть, как кошке пятая нога.
– Зачем кошке пятая нога?
– Вот и я говорю: незачем. Буду рядом с Алианной, вот и всё. Может, благолепная Шапсут найдёт дело, чтобы не подыхать со скуки в четырёх стенах.
– Ты точно не хочешь вернуться?
– Нет, – широко улыбнулся Антон. – И минуты не сомневаюсь, стоит ли оставаться. Что меня там ждёт? Светланка наверняка уже утешилась, а даже если нет, я с ней больше не смогу. Родители давно умерли, другой родни нет. Съёмная квартира, невыплаченный за отпуск кредит, унылая работа. А тут… В общем, сам понимаешь.
Теперь, конечно, Рич понимал, но это не делало собственный выбор проще. Ведь можно попросить Владычицу выделить Кессе и его, и деньги. А потом… Он не сможет вот так, в вечном ожидании благосклонности. У Кессы служба, у него – ничего. Тут и гадать не стоит, как лучше.
– Посмотрите, какая прелесть! – в сад, задыхаясь от восторга, влетел Сюдун с роскошным опахалом. Белоснежные перья переливались в лучах заходящего солнца, нежно трепетали от легкого ветерка. Древко у опахала было гладким, из светлого дерева, а у основания сверкал жемчуг и голубые топазы.
– Сказали, это подарок тебе, Антон. От самой Владычицы.
– Роскошный подарок, – недобро ухмыльнулся он, принимая опахало. Повертел в руке и вернул Сюдуну. – Не потеряй, оно нам ещё пригодится.
С самого утра в день торжества все стояли на ушах, порой в буквальном смысле: Игар пригрозил Петри, что если он не заткнётся, то будет лежать в бассейне и целоваться с карпами. Потом внезапно впал в депрессию эльф. Завернувшись в своё одеяние с головой, он тяжко стонал, жаловался на тошноту и то, что совсем-совсем забыл слова и при виде Владычицы не сможет произнести ни звука. Антону и Ричу приходилось всех успокаивать, а кое-кого даже отпоить травками с добавлением привезённого из города вина.
Внутренний двор украсился гирляндами душистых цветов и тканевыми драпировками. Каждый уголок был начищен, а с полом прислужники так перестарались, что один из танцовщиков во время репетиции поскользнулся, упал и сильно ушиб бедро. Стиснув зубы и с трудом сдерживая слёзы, он заявил, что будет выступать в любом случае, и даже Петри не нашёлся, что ему возразить.