В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

Помолчали немного… Ампирные двери тоже молчали, от них исходил зловещий дух неприятностей. Вдруг за массивными стенами старинного здания грохнуло так, что они вздрогнули — поздняя осенняя гроза разбушевалась над невскими просторами. Я был тогда человеком неверующим, но суеверным — мне подумалось, что, возможно, это сам Зевс-громовержец пророчески предупреждает нас: кончилось время оппортунизма и бездумной эйфории… Подобно библейскому пророку, написавшему свое мрачное предсказание на стене дворца Валтасара, громовержец предупреждает нас об этом…

Словно подтверждая мои опасения, из дверей торжественно выполз и направился к нам уже знакомый глист во фраке. Рефлекторно мы поднялись навстречу… Он остановился в метре от нас и, обращаясь к Арону, продекламировал медленно, четко, с расстановками:

— Решение по вашему вопросу, товарищ Кацеленбойген, сегодня не принято… Ваше дело возвращено для доработки в администрацию вашего предприятия.

— В чем дело? Почему решение не принято? Я как член партии должен знать…

— Я не уполномочен давать объяснения… Могу только сказать, что представление вашего предприятия не вполне соответствует принятой форме. Вы можете получить все необходимые разъяснения у вашей администрации.

— Возмутительно… — констатировал Арон, резко развернулся и пошел к выходу.

Я задержался, пытаясь довести разговор до конца: «А как же с моим делом?» Глист старался продемонстрировать, что моя мелкая личность его совсем не интересует. Он посмотрел сквозь меня на удаляющегося Арона и сказал сквозь зубы: «Вы, вероятно, товарищ Уваров… Рассмотрение вашего дела отложено до окончательного решения по делу товарища Кацеленбойгена. Вы можете быть свободны». Я хотел было возразить, что не нуждаюсь в его разрешении на свободу, но глист не счел меня достойным дальнейшей дискуссии, мгновенно повернулся ко мне задом и ушел. Этот холуй даже не извинился перед нами за двухчасовое бессмысленное ожидание. О, как мне хотелось дать ему в морду, как я впоследствии жалел, что не сделал этого! Ну, посадили бы меня за такой поступок, наверное, ненадолго при хорошем адвокате уровня Иосифа Михайловича по статье «мелкое хулиганство». Но это была бы победа вместо поджимания хвоста после пинка под зад… Да, «остроумие на лестнице» — неистребимая черта советской интеллигенции. На той мраморной лестнице райкомовского дворца я догнал Арона, он был подавлен, я никогда не видел его в подобном состоянии.

— Нет оснований, Арон, слишком уж огорчаться. Адмирал переделает документы по форме, и всё пойдет по стандартному бюрократическому сценарию. Конечно, два с лишним часа просидели, как идиоты, но это же в рабочее время, — пытался я подбодрить Арона.

— Нет, Игорь, здесь копай глубже… Я так это понял, что дело застопорилось где-то выше. Не может быть, чтобы они так долго изучали какие-то несоответствия по форме… Этим пенсионерам дана какая-то определенная отмашка. Не понимаю, какая именно, но дана… Ты, пожалуйста, не говори всего Наташе, она расстроится донельзя при ее чувствительности к моим делам. Скажем, что документы подготовлены не полностью, поэтому произошла задержка. Ни в коем случае не говори, что мы бессмысленно просидели два часа в барской приемной. Это взорвет ее…

По дороге домой Арон снова вернулся в тему: «Почему они даже не пригласили меня на обсуждение, почему передали мне всё это через секретаря?» После недолгой паузы он продолжил каким-то не своим голосом с несвойственной ему резкостью: «Это значит, что им есть что от меня скрывать… Кто им дал право на это?» Мне хотелось спросить у Арона: «Неужели ты не знаешь, ЧТО им есть скрывать и КТО им дал на это право?» Но я воздержался, не хотел развивать столь болезненную для него тему, да еще на таком эмоциональном пике.

На кухне в квартире Арона мы быстро приговорили пол-литра «Столичной», потом добавили еще… Наташа внешне спокойно отреагировала на наши рассказы и сказала: «Короче говоря, вы абсолютно ничего не знаете ни о том, что там внутри происходило, ни о том, какое будет решение. А поэтому нет смысла это всё мусолить». Обращаясь к Арону, добавила: «Не надо мудрствовать, вот завтра пойдешь к Шихину, всё узнаешь и уладишь». Она как бы закрыла эту тему, но, когда Арон вышел, быстро сказала мне: