В Олдерсонской тюрьме. Записки политзаключенной

Одной из них было право получать кое-какие товары в тюремной лавке, разумеется за деньги. В мою бытность в Олдерсоне такую лавку открыли в одном из самых маленьких помещений 27-го коттеджа, точь-в-точь похожего на 26-й и некогда предназначавшегося для психически больных заключенных. Несколько комнат второго этажа занимали надзирательницы, которых можно было принять за арестанток, так как они жили за решетками. Контора лавки находилась довольно далеко, в административном корпусе, — еще пример несуразности тюремных порядков. Торговали по субботам. Надзирательницы, ведавшие лавкой, подбирали себе помощниц из числа заключенных, но во избежание краж часто меняли их. Тесная лавка могла вместить не более пяти-шести покупательниц, остальные в ожидании своей очереди толпились в коридоре и, пользуясь случаем, болтали с подругами из других коттеджей.

За покупками отправлялись одновременно один или два коттеджа. В первые месяцы всех отпускали в лавку в один и тот же день. Потом порядок изменили: в одну субботу лавка обслуживала нижнюю территорию, а в следующую — верхнюю. Так предупреждалась перегрузка и «излишнее общение» между женщинами. У начальницы лавки имелась картотека с именами, номерами и фотографиями заключенных, а также сведениями о полученных и израсходованных ими суммах. Вначале нам разрешалось покупать на 13 долларов в месяц, но в дальнейшем, в связи с ростом цен, сумму увеличили до 15 долларов. При неиспользовании лимита разница не переходила на следующий месяц, а перечислялась на ваш счет. С него можно было снимать небольшие суммы не только для покупок в лавке, но и на оплату подписки на газеты, выписку книг, приобретение вещей из нашей мастерской художественных изделий и т. д. Нас, коммунисток, друзья регулярно снабжали деньгами. Но у многих не было ни гроша, и только от случая к случаю они получали из дому доллар или два. Заключенным строжайше запрещалось давать деньги подругам или покупать для них что-нибудь. Администрация смотрела сквозь пальцы на бесчисленные нарушения этого правила, но все же придирок можно было ждать в любую минуту. В лавке нам продавали сласти, сигареты, фрукты, печенье, мыло, косметику. Под фруктами' я разумею апельсины, лимоны и яблоки. Цены были те же, что в любом городском магазине, а иногда и выше, выбор крайне ограничен — по одному или по два образца каждого товара. Мы удивлялись, почему одним фирмам отдается предпочтение перед другими. Было бы наивно видеть в этом случайность, но, подозревая наших тюремщиков в лихоимстве, я не могу подкрепить свои предположения фактами.

Себе я покупала очень мало, однако свой лимит использовала сполна. Как и мои товарищи, я отдавала значительную часть покупок другим заключенным. Узнав о желаниях и нуждах моих подруг по коттеджу, я заранее составляла «список заказов». Моя молодая соседка блондинка — бедная как церковная мышь, но необычайно гордая — никогда ни о чем меня не просила. С трудом мне удавалось уговорить ее взять немного конфет или кусок мыла. В обстановке массового мелкого воровства такая щепетильность вызывала удивление. Как-то я дала ей большую коробку с тальком. «Это с воли! — восторженно воскликнула она. И затем очень серьезно добавила — Я часто ворую, Элизабет. Но у вас я никогда ничего не украду. И другим не позволю!» Если я куда-нибудь уходила, она вставала у моей двери и никого не впускала.

Заключенным разрешалось выставлять на продажу изготовленные ими вещи, например металлические или керамические украшения, броши и серьги, горшки, вазы и пепельницы, вязаные свитеры, шарфы, варежки, детское приданое, вышитые дорожки, маленькие круглые скатерти, посудные полотенца. Все это экспонировалось в стеклянных ящиках, стоявших в административном корпусе и в комнате свиданий. Необходимые материалы покупались за счет заключенных, а что-нибудь делать из них можно было только в свободное время. Цены определялись комиссией в составе надзирательниц, ведавших тюремной лавкой, и представительниц от мастерской художественных изделий. Иногда самым бедным заключенным материалы в порядке исключения давали в долг. Сделав ту или иную вещь и продав ее, они рассчитывались с администрацией.

Находясь в Олдерсоне, я накупила уйму керамических украшений для подарков друзьям. Моя сестра Кэти купила в комнате для посетителей несколько очень красивых накидок по 10 долларов. Так мы помогли двум пуэрториканским «националисткам», искусным вышивальщицам. Но пришлось специально договариваться с начальницей мастерской, чтобы эти вещи были выставлены в комнате свиданий в день приезда Кэти. Надзирательницы тоже покупали продукцию заключенных. Они приобретали немало красивых вещей, но платили за них куда дешевле, чем они стоили бы «на воле». Для обездоленных заключенных, которым никто не присылал денег, это была единственная возможность хоть немного подработать. Ходили слухи, будто некоторые заказы поступали из Вашингтона от высокопоставленных лиц, которые, посетив Олдерсон, убедились, какие замечательные вещи здесь делают.