В Олдерсонской тюрьме. Записки политзаключенной

За несколько месяцев я перечинила и перештопала в своем коттедже решительно все. Сверх того я добровольно помогала товарищам по заключению, которые не умели или не желали шить. Я перешивала передники и юбки, укорачивала платья. Для малярной команды я переделывала рубашки с открытым воротом в куртки «эйзенхауэровки», защищавшие обычное платье от краски. Перед возвращением одежды на склад требовалось спарывать с нее все украшения и придавать ей положенный «форменный» вид. Мне приходилось заниматься и этим, когда кого-нибудь выпускали из тюрьмы. В подвале я обнаружила уйму тряпья и стала шить из него чехлы для железных сундуков. Так они хоть отдаленно напоминали столики. Я старалась, как могла, и все мне было мало. Впрочем, вскоре положение изменилось.

Наша больничная кастелянша уволилась, и в больнице скопились груды старого белья. Мне приказали привести его в порядок. Старшая медсестра подробно проинструктировала меня, и в мою комнату стали приносить огромные белые тюки. Передники, халаты, простыни, наволочки — все это нужно было ремонтировать. Потом потребовались пояски, чтобы придать более «женственный вид» казенным тюремным хламидам. Потом мне поручили в пожарном порядке сшить на руках несколько гигиенических послеродовых поясов. Мне казалось, что в современных госпиталях от таких вещей давно уже отказались, но это было «не моего ума дело». Я сшила пояса из очень мягкого материала. При этом мне немного помогла наша надзирательница. Девушки увидели ее за шитьем, и одна из них сказала: «Миссис Б., а мы и не знали, что вы в интересном положении!»

Вскоре начальство решило оборудовать для меня в подвале, в комнате, где во времена «ориентации» принимались экзамены, отдельную мастерскую. Там пол был покрыт линолеумом, стояли удобные стулья, просторный шкаф, длинный рабочий стол. В смежном помещении находился душ. Из двух больших окон, разумеется зарешеченных, открывался вид на западные склоны гор. Из больницы сюда перенесли электрическую швейную машину, с которой я уже умела обращаться. Постепенно я полюбила этот весьма сложный в моем представлении механизм. Я работала часами в полном одиночестве, под замком, и выходила только е обеденный перерыв. Заключенные могли спускаться ко мне в подвал только по особому разрешению. Начальство заявило, что, мол, никому, кроме меня, не дозволено прикасаться к швейной машине. Высказывались также опасения о возможных хищениях больничного и иного имущества, валявшегося в моей мастерской. Но дело было, конечно, в желании администрации еще больше изолировать меня от остальных.

Я шутила, что «ушла в подполье», и как-то даже спросила надзирательницу, не перетащить ли мне вниз койку и прочее, чтобы находиться там постоянно. Получилась бы вполне «уютная однокомнатная квартира».

Однажды помощница начальницы тюрьмы пришла ко мне и спросила, умею ли я делать подушки. По ее словам, некоторые заключенные, в особенности больные, не могут спать на подушках, набитых пером. На складе скопилось немало кусков, споротых из парашютов и из мешков для воздушных стрельб. Из них шили ночные рубашки и нижнее белье. Мне приволокли целый ворох этого материала и кипу чехлов. Инструктор по швейному делу показала мне, как приспособить машину для работы с плотной тканью. Так я стала «подушечницей». Использовав все отходы, я изготовила около полусотни штук. Они возвышались шаткими штабелями на рабочем столе, и мне пришлось провести целую «кампанию», прежде чем их перенесли в больницу. Двое заключенных могли бы в несколько приемов эвакуировать всю мою продукцию. Но надзирательница коттеджа не имела права распорядиться на этот счет. Между тюрьмой и больницей, подчиненными различным правительственным ведомствам, шли нескончаемые юридические препирательства. По правилам тюремной администрации, подушки надлежало передать на склад, откуда больница могла их затребовать. Не знаю, что за сложные переговоры велись между двумя официальными инстанциями по поводу моих подушек. Но когда в декабре, то есть много месяцев спустя, я покинула 26-й коттедж, они все еще оставались в нем. Как-то я встретила помощницу начальницы тюрьмы, поручившую мне эту работу. Она забыла о своем распоряжении. Пришлось напомнить ей, что «готовый товар» все еще не унесен из подвала 26-го коттеджа. Только после этого разговора она приняла меры и позаботилась о выдаче моих злополучных подушек больным. Еще один пример бессмысленной тюремной рутины.