В Олдерсонской тюрьме. Записки политзаключенной

В своей книге Мэри Гаррис называет двадцать одну организацию, которые в 1923 году собрались в Вашингтоне на совещание, посвященное созданию этого исправительного заведения. Практически там были представлены все существовавшие тогда женские организации США. Это совещание собралось через три года после того, как американские женщины добились права голоса и участия в общественно-политической жизни страны. Многие из этих организаций послали своих представительниц и на официальное открытие тюрьмы. Было бы хорошо, если бы они полюбопытствовали, как непохож стал нынешний Олдерсон на первоначальный проект Мэри Гаррис! Фактически от всех ее методов и замыслов не осталось ничего. С заключенными уже не обращаются, как со взрослыми людьми. Когда-то в каждом коттедже работали женские комитеты, существовал совет представительниц, регулярно встречавшихся с Мэри Гаррис. При введении новых правил она всегда прислушивалась к мнению совета. Незначительные нарушения рассматривались на заседаниях комитетов коттеджей и не влекли за собой наказания карцером. Да и вообще тогда было куда меньше дисциплинарных взысканий, чем теперь, не было мелочных придирок. Правда, некоторые американские судьи резко критиковали за это Олдерсон, говоря, что там-де не занимаются подлинным «исправлением» преступниц. Но в своей книге Мэри Гаррис как раз подчеркивает, что число попыток к бегству в ту пору резко сократилось, женщины ценили человечное отношение к ним, а чтобы попасть в одиночку, нужно было особенно «отличиться» — подраться или отказаться выйти на работу.

Не в пример духу тупой и жестокой казенщины пятидесятых годов при Мэри Гаррис широко поощрялась полезная трудовая и общественная деятельность. На территории резервации были лошади, коровы, свиньи, кошки и собаки. Были клубы друзей птиц и деревьев. В погожие дни, на заре, когда вся округа наполнялась птичьим гомоном, женщин выводили на прогулки; ежегодно устраивались тюремные ярмарки и рождественские базары; работали танцевальные, хоровые и театральные кружки; желающих обучали музыке, уходу за детьми; часто проводились полезные дискуссии. Короче, делалось все, чтобы заполнить жизнь заключенных чем-то значительным и отвлечь их от дурных помыслов. Мэри Гаррис называла все это «предохранительным клапаном». Одна старая заключенная говорила: «Да здесь все прямо ходуном ходило!»

Д-р Гаррис верила, что можно предупреждать душевные кризисы у заключенных, она общалась с каждой из них, старалась помогать им в личных делах, поднимать их настроение. Приговоренные к пожизненному заключению по сей день клянутся ее именем, а старейшие надзирательницы грустят о «добрых старых временах». Благодаря ее методам никого не приходилось пересылать в тюрьмы со строгим режимом, кроме заболевших психически, тогда как во время моего пребывания в этой тюрьме отсюда стали переводить так называемых «неисправимых». Тогда никого не наказывали постоянным одиночным заключением, что делалось при нас. При д-ре Гаррис существовала «клиника исправления характеров», которой руководила мисс Хайронимэс, имевшая юридическое образование, ведавшая в тюрьме делопроизводством и потом сменившая д-ра Гаррис на посту начальницы тюрьмы. Эту клинику характеризовали как разумное начинание в деле перевоспитания заключенных. Эта женщина также пользовалась большой любовью среди «старожилов» тюрьмы, как заключенных, так и служащих. Когда мы сидели в Олдерсоне, она однажды без официального приглашения приехала к нам навестить свою старую знакомую. В ее честь был устроен прием на квартире одной из служащих. Это был тот редкий случай, когда я услышала, как надзирательницы откровенно критиковали мелочность в поведении начальницы тюрьмы.

Что же из всего этого застали мы? Только музыкальные вечера (теперь, как я слышала, и они отменены), циклы лекций о «правильной жизни», которые читала ныне ушедшая в отставку библиотекарша Айкен, и беседы о «текущих событиях», которые проводила Боумэн, впоследствии ставшая начальницей тюрьмы Терминэл-айленд. Вот тема одной из этих бесед: «О жизни Елизаветы, нынешней королевы Англии». Вот уж действительно «волнующая» проблема международной жизни! Мы с Бетти не стали ходить на эти беседы. Впрочем, сама Боумэн сказала нам: «Вам тут делать нечего».