— Вольно, старший лейтенант, — устало сказала женщина. — А это, — показала она глазами на Фросю.
— Боевая подруга, — не моргнув глазом выпалил Сергей.
— Ну, это меняет дело…
Она провела Сергея в барак. В бараке было сыро, пахло железнодорожным вокзалом. И нары были точно такие, как в жестком вагоне — «гнездо» на четверых. Комендант постояла в раздумье и провела коридором в другую половину.
— Тут механизаторы живут, — пояснила она.
Комендант сняла замок с узкой двери и открыла ее. Комната, или, вернее, щель, была забита лопатами, метлами, свет из двери едва доставал до середины кладовки.
— Устраивает? Лопаты можно перенести на чердак. Кровать свою дам… Вы на каком фронте воевали?
Сергей сказал.
— А я на Третьем Белорусском, под Кенигсбергом меня ранило…
— А меня под Берлином последний раз уложило.
— Ну ладно, располагайтесь.
Комендант ушла. Сергей постоял, послушал ее шаги и взялся за лопаты.
Синела Ангара, одетая в желтое. Синело глубокое, далеко-далеко отодвинутое от земли небо. А на месте Заячьих островов извергающимся вулканом работала стройка. С работы Сергей возвращался поздно. А Фрося каждый раз ждала его с тазиком воды и полотенцем через плечо.
Сергей с бригадой собирали и монтировали присланный с карагандинского строительства экскаватор. Работа шла неплохо, машинисты подзуживали: «С такими, как у тебя, способностями, Агапов, только мир удивлять». Через месяц после того в областной газете появился портрет Сергея Агапова и короткая заметка: сколько он за смену добывает грунта. Его работа сравнивалась с работой других экскаваторщиков. Заметку почитали да и забыли про нее.
А Фрося гордилась Сергеем, вырезала из газеты заметку. Достала еще газету и хотела приклеить на стенку в комнате, но Сергей запротестовал:
— Еще не хватало, кто посмотрит, засмеет: что это Агапов собой любуется.
— Понимают они, — не соглашалась Фрося, — завистник подумает, труженик — нет. Заработать надо. И что здесь такого — свой труд. На то и доски показателей. Меня раз прописали в стенную газету, и то я хранила… Ну, ты как хочешь, а газету я в деревню отошлю, пусть посмотрит тятя. Ему будет приятно.
Сергей промолчал, но в душе что-то шевельнулось. Пусть пошлет, и папаня посмотрит.
Пролетел месяц, а может быть, и два. Но однажды пришел он домой, а на пороге Анна. Бросилась к нему.
— Сергей! А мы тебя похоронили. — В руках у нее пожелтевшая военная газета… «Сергей Агапов пал смертью храбрых».
— Надо же, а? — повторял Сергей, то обнимал Аню, то заглядывал в газету. — Ах ты, мать моя, — хватался Сергей, — устряпал-то я тебя, Анна.
Фрося стояла с полотенцем и не знала, куда деть тазик с водой, она тоже растерялась.
— Снимайте китель, я сейчас, мокрой тряпочкой, — нашлась Фрося, — ты бы, Сережа переоделся… Ой господи, — хотела сказать «проходите».
— Да ты вначале, Фрося, познакомься, — остановил Сергей жену. — Знаешь, кто к нам приехал?!
Сергей познакомил женщин.
— Ну, вы тут и воркуйте. — Сергей и умываться не стал, побежал в магазин.
Фрося с Анной сразу нашла общий язык. Женщины придирчиво оглядели друг друга. Аня призналась себе: хороша Фрося, здоровая уж больно, а Фрося приметила хрупкость Ани и нервный румянец приняла за болезненность. А спроси Аню сейчас — каково ей? Ведь с мечтой о Сергее жила. И вот… Опоздала, не судьба. А ведь сама виновата, думала: если живой, нужна — найдет. А может быть, никто не виноват? Кого винить?..
Разбросала, рассеяла по всему свету война людей, но она и сблизила, дала такую дружбу — опору жить. И пусть будет так, как есть.
Пока Сергей бегал, они и картошки в мундире сварили, накрыли стол и уже сидели на кровати разувшись, за ящичком, то бишь за столом, поджидали Сергея. Анна рассказывала, как они с Сергеем воевали. Фрося мыльной водой выводила с ее кителя оставленные Сергеем пятна. Ордена и медали пока лежали рядом со сковородой.
Сергей прибежал, подал Фросе сумку и поспешил разуваться.
— Ты хоть сполоснись. — Фрося передала из сумки Анне бутылку, свертки, а сама вдернула шлепанцы, понесла Сергею полотенце.
— Сережа, а она славная, Аня…
Сергей взял из рук Фроси полотенце.
— Она замечательная…
— А я? — тихо сказала Фрося.
Сергей рассмеялся, подхватил Фросю — и в комнату.
Фрося вспыхнула, сердце ее сладко замерло.
— Сережа, ну что ты меня как маленькую, тяжелая я, и что скажет Аня? Пусти, — а сама руками обвила за шею. Любит Сергей. Никакая Аня ему не нужна, и преисполнилась радостью и нежностью. Сергей ее самый лучший… самый, самый…
Сергей опустил Фросю около двери, набросил ей на плечо полотенце.
— Вот незадача — живем пока в этой щели, — сияя глазами, говорила Фрося, и рассказ ее о теперешней жизни потек весело и непринужденно. — В комнату только и вошла сетка от кровати. Поставил ее Сергей на козелки, даже не вместились головки. Из двери — и прямо на кровать, другого места нет. Хорошо, что пожиток никаких. Все приданое в мой сундучок вместилось: юбка из синего сатина да пара бельишка, у Сергея галифе — и все манатки.