— Нашлепаете здесь балаганов. — Секретарь обкома встал, переглянулся с председателем облисполкома Толченовым и отошел к окну. Во взгляде, каким обменялись Шаймухамедов с Толченовым, Фомичев уловил сочувствие к себе и небрежение. Он опять начал перечислять дома, которые только украсят город, лучший в области клуб, Дом быта — все это гидростроители построят и оставят городу.
— Не пущу я вас в город, — перебил Шаймухамедов, — что вы мне здесь воздушные замки строите!
Фомичев примолк и неловко двинул локтем, синяя папка со всеми расчетами бесшумно скользнула на ковер. Он поднял папку, продолжил было разговор, но на полуслове осекся, почувствовав, что ни прежней уверенности, ни напористости в голосе нет. Он как бы со стороны увидел себя: унты, пиджак, острое лицо, о которое можно порезаться, тонкие сжатые губы.
— Одного вашего желания недостаточно. Чтобы построить красивый массив, надо иметь базу стройиндустрии, материалы, — Шаймухамедов подошел к столу, помолчал, подбирая самые весомые слова, — наконец ассигнования. Тем более что основная ваша деятельность — гидростанция. — Этой фразой он дал понять, что разговор окончен.
Фомичев поднялся, переступил с ноги на ногу так, словно его ударили и он пытается удержаться, устоять на ногах, и направился к двери.
— Поймите нас правильно, — постарался смягчить слова первого секретаря Толченов. — Мы ведь от вас не отказываемся, можем предложить место для перевалочной базы за чертой города. — Толченов левой рукой прочертил в воздухе окружность. И этот широкий жест, видимо, должен был означать радушие, приглашение поселиться, но только не в городе.
— Да мы разве аферисты, — не сдержался Иван Иванович. До этого момента он бочком сидел на стуле и не сводил взгляда с мокрого пятна на ковре, которое предательски темнело под его унтами. — Назовите черту города, за которой вы нам разрешаете строить. Вы, наверное, не знаете, кто мы. Если вы не знаете, я вам скажу. — Иван Иванович направился к столу первого. — Гидростанцию на Ангаре кто построил? Раз, — Иван Иванович загнул на левой руке мизинец. — На Вилюе — два, — загибал Иван Иванович пальцы. — Город на Лене-реке, Ленск? За Полярным кругом Айхал, Удачный, Чернышевский, обогатительные фабрики, линии электропередач… Видите, пальцев не хватает.
— Да ладно, — потянул за рукав Ивана Ивановича Фомичев, боясь, как бы Иван Иванович не наговорил бог знает чего.
Хлопнула двойная дверь. Тишина до звона в ушах. Не слышно шагов на мягкой дорожке. Фомичев с Иваном Ивановичем молча спустились на первый этаж, машинально оделись. И только когда вдохнули морозного воздуха, опомнились. Как могло так получиться: доказывали, ублажали, а ко двору не пришлись. Любезно встретили, деликатно выпроводили.
Иван Иванович от невысказанной горечи саданул по воздуху кулаком. Фомичев вдруг рассмеялся.
— Я бы, пожалуй, тоже не пустил таких строителей в город. Фантазеры… Поехали-ка выпьем. Отметим свое вступление на магаданскую землю.
С крыльца сквозь моросящий туман просматривалась площадь, окруженная закоченелыми лиственницами и загроможденная диаграммами, транспарантами, портретами передовиков производства. Фомичев сел в машину.
— Куда? — выжал сцепление Федя.
— Хоть на сопку.
«Крепко их отфутболили, — скользнул взглядом Федя по Фомичеву. Лицо у шефа опрокинутое. Федя обернулся: да и у Ивана Ивановича не лучше — губа отвисла».
— Поезжай в «Северный», заказывайте, а я подойду. — Фомичев ногой распахнул дверцу, посидел минуту, как бы раздумывая. Владимиру Николаевичу нужно было побыть одному, осмыслить случившееся. У него до сих пор горело лицо от неловкости и стыда за себя. Не нашел веских аргументов, не убедил. Фомичев шел медленно, равно на плечи взвалил тяжкий груз.
Иван Иванович ругал себя последними словами. Он еще в Москве чувствовал, что будет тяжко, и еще тогда жалел Фомичева. С пустым карманом пир горой затеял. Ни техники, ни транспорта, ни строительных материалов, ни лимитов. Когда еще в заявки попадем. Катерина моя на базар не пойдет, если в кошельке нет. А тут поехали, явились не запылились. И я, старый дурак, выставил свои мощи на ковер.