Кто макал в ореховое кедровое масло свежий пшеничный хлеб, тот знает, что такое кедровое масло, а кто его добывал, жал, тот втройне это масло не забудет. Такое душистое. Но и жать — работа на износ. Не всякому поддается орех на масло. Потому его на рынке и не вдруг-то встретишь, а если и встретишь — считай, удача. От ста болезней оно. Если хочешь испытать — помажь рану, утром встанешь — забудешь, где и болело. Что там палец, — случалось, глаз в тайге изувечил, особенно в жару, света белого не увидишь. Закапай ореховым маслом — просветлеешь тут же. Ветром шатает — попил масла, как подменили: топором начнешь махать, навильник возьмешь — сам себе не веришь…
Не случайно и Золомов, когда обменивает товар, масло наравне с золотом ценит, а агаповской выделки и выше ставил не раз. Отстоя в кузьминском масле не бывает, налей в четверть — сколько ни стоит, все как янтарь, снизу доверху играет золотыми солнечными зайчиками. Год будет стоять, два — не прогоркнет, сладкое и душистое. Вся тайга в нем. Прежде чем засыпать в масловыжималку, каждое зернышко надо руками перебрать, а то и на два раза, чтобы прогорклое не попало. У Кузьмы на этот счет порядок. Ульяна за всеми присмотрит. За столом тоже места всем хватает, нет лишних ртов. Хоть еще дюжину нарожай. Ульяна и не думает останавливаться. Она и Кузьме говорит: «Я только во вкус вошла».
Своим ростком пошел в жизнь Аверьян. Поставили ему дом рядом с Кузьминым по правую руку, по левую — заложили в три бревна оклад Афанасию. Дома Кузьмы и Аверьяна стоят один к другому, плечом чувствуют друг друга. Кузьма никого не обидел, всем поровну — на вырост, с учетом на будущее. Окнами дома к реке, дверями — к лесу. За дворами поля, покосы. Вот уже по пятому кругу земля одаривает Кузьминки хлебом.
Вошел в силу мужик что зерном, что гусем. Заглянешь в сусек — еще прошлогодняшнее зерно держится, посмотришь на берег — серым окатышем лежит у воды гусь, ступить некуда. А вот мельницы пока своей нету, к свату на мельницу зерно ездят молоть. Второй год братья топорами махают. В прошлом году кузьминцев постигла неудача: ручей весной разбросал всю запруду, повывернул из земли бревна, своротил сруб и унес в Ангару. Пришлось звать на помощь Верхотурова. Иван приехал, поглядел.
— Э-э, едрена-маха. Раз сила на силу, коса на камень — руби ряж.
Срубили ряж, забутили на три метра в землю сваи, на них и сруб под жернова поставили. И дно в ручье выстелили матами из осиновых прутьев, чтобы ни столбы, ни запруду не подмыло. Для лишней воды из плах слив сделали. Верхотуров настоял — поставили на сливе затвор в паз — регулировать сток.
Не только Верхотуров помогал ставить мельницу на Афонином ручье. К этому времени Кузьминки насчитывали пять дворов. Прибивался к Кузьминкам разный люд, но не всяк приживался. Плывут вниз по Ангаре или вверх за бечевой тянутся — поглядеть с воды на берег, на бугры — белогрудые веселые дома стоят, пригребутся к берегу, причалят. Раздолье-то какое! Кузьма, конечно, не против, земли в Кузьминках предостаточно. Бросай якорь, обживайся. Хоть сто дворов ставь. Другой раз поглядит Кузьма с горы на бугры — ни конца ни края, только синевой лес колышется до горизонта, а между елани серебрится трава, не ленись — возделывай.
Другой приткнется к Кузьминкам, надо землю пахать, дом ставить, а он с удочкой по берегу хвощется. Придет такой поселенец к Кузьме за солью, постоит на пороге.
— Взаймы нету, насовсем дам. — И соли, и хлеба даст, только отчаливай от берега с богом.
Человеку работящему, что с нуждой схлестнулся, Кузьма не даст упасть. Так было с Ильей Гордеевичем Пермяковым. На вид мужик угрюмый, как осенний дождь, под стать ему и баба его Фекла, слова клещами не выдерешь. Приткнулись с лодкой — сразу за шалаш, кто еще только в лес, а Фекла уже с полным ведром из лесу. Утром, до света, где пила поет? У Пермяковых. Пермяков раз всего и звал на помощь — матицу поднимать, а так все с Феклой.
— Она что у тебя, двужильная? — как-то спросила Илью Ульяна, забежав к ним с крынкой молока.
— Пошто, — ответила Фекла, — мне любо с Илюшей работать.
Ульяна только тут разглядела хорошенько, что красива и счастлива Фекла.
Человек, который сам не испытал нужды, наверное, не поймет другую душу до донышка, сытый — глухой к чужому горю. Еще русская пословица говорит: «Сытый голодного не разумеет».
В Кузьминках братством живут. Им сильны. Приветливый нрав, незлобивость и отзывчивость отличают их жителей. Достаток трудами своими не сделал их жадными, суетными. А как обозом пойдут, то сразу отличают кузьминских мужиков в обозе. И кони холеные, и сани сработаны братьями Агаповыми. Дуги резные, расписные. Мужики в шубах кушаками красными опоясаны. На торг везут зерно, рыбу, соление. Фирменный товар — ореховое масло. Кузьма масло мог и не возить: люди Золомова с руками на месте возьмут и цену дадут хорошую. Не в сбыте дело: заказано Кузьме — как гостинец везет масло в город.