В один из воскресных дней прибрали избу и все сели за семейный стол. Кузьма принес сито орехов, поставил на середину. Разговорились про Верхотуровых, Ульяна возьми да и загадай загадку:
— Краса — до полу коса, живет вдалеке — ходит в туфельке. И петь, и плясать, и работать без изъяна, а сама все ждет Аверьяна. Кто это будет?
— Варя, — первым догадался Афоня.
— Да и взаправду, мать, никак, угадал брат…
— Угадал.
— А что нам, долго ли собраться? Сватать так сватать, — поднялся Кузьма. — Как ты на это смотришь, братуха?..
— Хорошо, братка, я что, как ты, братка, как Уля, я согласен…
— Афоня?!
Афанасий шапку в охапку — и за дверь. Конь у Афони всегда начеку. Гриву в ленты, хвост расчесан, сбруя сверкает, смотреть — глазам больно. Ульяна шубы из сундука вынула. Кони у крыльца на месте стоять не могут. Жеребец в коренных, Арина с дочерью Ласточкой в пристяжке выплясывает. Кузьма усаживает Ульяну в расписную кошеву, с одного бока — Аверьян, с другого — Кузьма. На облучке Афоня, шапка на одном ухе еле держится. Эге-ге-ге — зазвенели колокольчики, понеслись залетные, полетели… Дрожат на небе звезды, срываются и падают в горячий снег, и слышно, как они шипят, а может, это полоз режет молодой, не окрепший еще на Ангаре наст…
Ворота выбежал открывать сам Верхотуров. Весь двор в движении. Пелагея не знала, за что и взяться.
— О господи, радость-то!.. Кто приехал!
Варя ленту сразу вплела и не скрываясь к Аверьяну вышла. Пелагея в слезы. Иван только похмыкивает, поглядывая на Афоню, как тот около Томы петушится. Помотались по избе, пошумели, маленько остыли, принялись за дело — готовить стол.
Верхотуров потащил Кузьму под навес показывать новые лыжи для охоты — какие он загнул из осины, легкие да прочные, одну лыжу уже обтянул камусом.
Ульяна одарила Пелагею: туеском своего орехового масла, груздем своего посола, копченым тайменем, вяленым сигом.
— Ой, да куда же ты, Ульяна, столько. Мы-то чем отпотчуем… Нынче мой-то коптил, дак у него не так, — нюхала Пелагея тайменя. — Куда ему до Кузьмы Федоровича. Вот нашего попробуйте, — пихала Пелагея в который уже раз своего изготовления посолы и снова нюхала ореховое масло.
— Диво, и все, но столько-то куда? Разорились, поди, сколько мешков орехов? Как вы это масло добываете, хоть бы и на свет-то, в туеске-то солнышко.
Не могла Пелагея отвести глаз.
— Научим, научим, Пелагеюшка, как же, по-родственному…
— Ну ладно, это уберу, — пометалась она с туеском. — Попадья просила, где подвернется…
За стол расселись чинно. Иван Верхотуров надел расшитую столбиком по воротнику и подолу новую, под пояском, рубаху.
Пелагея в сарафане вывела Варвару в белом платье.
Ульяна не удержалась, так и ахнула. Верхотуров потеребил ус. А Кузьма положил на коленку брату руку, дескать, глазей, но не так.
— Так вот, — начала Ульяна, когда Пелагея усадила дочь около отца.
Верхотуров вроде бы как и не приметил особой торжественности, вернее, старался держаться как обычно, но выдавала рука, что теребила ус.
— Так вот, — повторила Ульяна, — ваш товар, наш купец.
— Товар лицом — молодец молодцом, — откликнулась Пелагея.
Ульяна встала, поклонилась Верхотурову. Иван смутился.
— Ну да чо ты, — начал он, — Ульяна. Мы свои люди. Аверьян как сын мне. Я уж и так и эдак прикидывал — не утаю, — простодушно сказал Иван, — была задумка переманить Аверьяна, но куда там. — Верхотуров обвел взглядом дом. — Одна, Кузьма, надежда, вот Афанасия залучить.
Пелагея одернула мужа.
— Одну еще, а он уже за другую взялся…
— Вот я и говорю, — приклонился Верхотуров к жене. — Не успеешь оглянуться, и эту увезут. Что мы тогда с тобой аукать тут станем, Пелагея? Пораскинь-ка умом.
— Ну что сейчас-то об этом, — засмеялся Кузьма.
— Тебе хорошо, Кузьма. Ты ишь чо, грабишь средь бела дня, и никаких…
— Но это ты зря — надо поглядеть еще, кто кого… выручает…
— Дак что ты, решил Аверьяна оставить тут? — взялся за четверть Верхотуров. — Тогда другое дело — отступного даю, забирай хоть мою, — засмеялся Верхотуров и положил руку на плечо Пелагее…
— Ты чо выдумал, старый? За Аверьяна всех готов отдать.
— А куда мне столько их, — пооглядывал Иван дочерей, жену, но на Афоне остановил взгляд.
Ему уже что-то нашептывала разбитная Тома.
— Ну вот, а я чо говорю — ограбит меня этот Агапов, без рубахи оставит. Не-е, я тебе, Кузьма, Афанасия не отдам, как хошь. Мы нонче с ним на медведя двинем, а? Афанасий?
— Если Уля отпустит, — опустил глаза Афанасий.
— Но ты видала, Пелагея, — всплеснул руками Верхотуров и чуть было не выпустил четверть.
— Ты давай ближе к делу, — сказал Кузьма.
— А куда нам торопиться, ночь наша. В этом деле не блох ловить.
— Давайте молодых спросим, — спохватилась Ульяна, — а то как-то получается позаглазно вроде.
— Если уж мы ни при чем, — притворно обиделся Верхотуров, — скажи, Варя, и пересаживайся тогда туды, — ткнул он пальцем к Аверьяну.
Варя как будто этого и ждала — вскочила с лавки.
— Ну вот, видал, какая нонче молодежь?.. — Верхотуров придержал дочь. — Ты, девка, не горячись. Надо еще дождаться ответа — возьмет ли Аверьян тебя?
— Беру! — Аверьян встал и руки протянул.