Читаем В ожидании счастливой встречи полностью

В один из воскресных дней прибрали избу и все сели за семейный стол. Кузьма принес сито орехов, поставил на середину. Разговорились про Верхотуровых, Ульяна возьми да и загадай загадку:

— Краса — до полу коса, живет вдалеке — ходит в туфельке. И петь, и плясать, и работать без изъяна, а сама все ждет Аверьяна. Кто это будет?

— Варя, — первым догадался Афоня.

— Да и взаправду, мать, никак, угадал брат…

— Угадал.

— А что нам, долго ли собраться? Сватать так сватать, — поднялся Кузьма. — Как ты на это смотришь, братуха?..

— Хорошо, братка, я что, как ты, братка, как Уля, я согласен…

— Афоня?!

Афанасий шапку в охапку — и за дверь. Конь у Афони всегда начеку. Гриву в ленты, хвост расчесан, сбруя сверкает, смотреть — глазам больно. Ульяна шубы из сундука вынула. Кони у крыльца на месте стоять не могут. Жеребец в коренных, Арина с дочерью Ласточкой в пристяжке выплясывает. Кузьма усаживает Ульяну в расписную кошеву, с одного бока — Аверьян, с другого — Кузьма. На облучке Афоня, шапка на одном ухе еле держится. Эге-ге-ге — зазвенели колокольчики, понеслись залетные, полетели… Дрожат на небе звезды, срываются и падают в горячий снег, и слышно, как они шипят, а может, это полоз режет молодой, не окрепший еще на Ангаре наст…

Ворота выбежал открывать сам Верхотуров. Весь двор в движении. Пелагея не знала, за что и взяться.

— О господи, радость-то!.. Кто приехал!

Варя ленту сразу вплела и не скрываясь к Аверьяну вышла. Пелагея в слезы. Иван только похмыкивает, поглядывая на Афоню, как тот около Томы петушится. Помотались по избе, пошумели, маленько остыли, принялись за дело — готовить стол.

Верхотуров потащил Кузьму под навес показывать новые лыжи для охоты — какие он загнул из осины, легкие да прочные, одну лыжу уже обтянул камусом.

Ульяна одарила Пелагею: туеском своего орехового масла, груздем своего посола, копченым тайменем, вяленым сигом.

— Ой, да куда же ты, Ульяна, столько. Мы-то чем отпотчуем… Нынче мой-то коптил, дак у него не так, — нюхала Пелагея тайменя. — Куда ему до Кузьмы Федоровича. Вот нашего попробуйте, — пихала Пелагея в который уже раз своего изготовления посолы и снова нюхала ореховое масло.

— Диво, и все, но столько-то куда? Разорились, поди, сколько мешков орехов? Как вы это масло добываете, хоть бы и на свет-то, в туеске-то солнышко.

Не могла Пелагея отвести глаз.

— Научим, научим, Пелагеюшка, как же, по-родственному…

— Ну ладно, это уберу, — пометалась она с туеском. — Попадья просила, где подвернется…

За стол расселись чинно. Иван Верхотуров надел расшитую столбиком по воротнику и подолу новую, под пояском, рубаху.

Пелагея в сарафане вывела Варвару в белом платье.

Ульяна не удержалась, так и ахнула. Верхотуров потеребил ус. А Кузьма положил на коленку брату руку, дескать, глазей, но не так.

— Так вот, — начала Ульяна, когда Пелагея усадила дочь около отца.

Верхотуров вроде бы как и не приметил особой торжественности, вернее, старался держаться как обычно, но выдавала рука, что теребила ус.

— Так вот, — повторила Ульяна, — ваш товар, наш купец.

— Товар лицом — молодец молодцом, — откликнулась Пелагея.

Ульяна встала, поклонилась Верхотурову. Иван смутился.

— Ну да чо ты, — начал он, — Ульяна. Мы свои люди. Аверьян как сын мне. Я уж и так и эдак прикидывал — не утаю, — простодушно сказал Иван, — была задумка переманить Аверьяна, но куда там. — Верхотуров обвел взглядом дом. — Одна, Кузьма, надежда, вот Афанасия залучить.

Пелагея одернула мужа.

— Одну еще, а он уже за другую взялся…

— Вот я и говорю, — приклонился Верхотуров к жене. — Не успеешь оглянуться, и эту увезут. Что мы тогда с тобой аукать тут станем, Пелагея? Пораскинь-ка умом.

— Ну что сейчас-то об этом, — засмеялся Кузьма.

— Тебе хорошо, Кузьма. Ты ишь чо, грабишь средь бела дня, и никаких…

— Но это ты зря — надо поглядеть еще, кто кого… выручает…

— Дак что ты, решил Аверьяна оставить тут? — взялся за четверть Верхотуров. — Тогда другое дело — отступного даю, забирай хоть мою, — засмеялся Верхотуров и положил руку на плечо Пелагее…

— Ты чо выдумал, старый? За Аверьяна всех готов отдать.

— А куда мне столько их, — пооглядывал Иван дочерей, жену, но на Афоне остановил взгляд.

Ему уже что-то нашептывала разбитная Тома.

— Ну вот, а я чо говорю — ограбит меня этот Агапов, без рубахи оставит. Не-е, я тебе, Кузьма, Афанасия не отдам, как хошь. Мы нонче с ним на медведя двинем, а? Афанасий?

— Если Уля отпустит, — опустил глаза Афанасий.

— Но ты видала, Пелагея, — всплеснул руками Верхотуров и чуть было не выпустил четверть.

— Ты давай ближе к делу, — сказал Кузьма.

— А куда нам торопиться, ночь наша. В этом деле не блох ловить.

— Давайте молодых спросим, — спохватилась Ульяна, — а то как-то получается позаглазно вроде.

— Если уж мы ни при чем, — притворно обиделся Верхотуров, — скажи, Варя, и пересаживайся тогда туды, — ткнул он пальцем к Аверьяну.

Варя как будто этого и ждала — вскочила с лавки.

— Ну вот, видал, какая нонче молодежь?.. — Верхотуров придержал дочь. — Ты, девка, не горячись. Надо еще дождаться ответа — возьмет ли Аверьян тебя?

— Беру! — Аверьян встал и руки протянул.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Вдова
Вдова

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. © Профиздат 1975

Виталий Витальевич Пашегоров , Ги де Мопассан , Ева Алатон , Наталья Парыгина , Тонино Гуэрра , Фиона Бартон

Проза / Советская классическая проза / Неотсортированное / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Пьесы