В ожидании счастливой встречи

— Ну вот и собрала маленько, — подгорячая в рукомойнике из чугуна, Пелагея по-хозяйски взглядывала на стол. — Ой, — спохватилась она. — У меня где-то был фамильный на заварку чай. — Пелагея загремела сундуком.

Аверьян помыл под умывальником руки. Рушник подала Варвара.

— Кто же это таким затейливым крестом вышил? — не пропустила Ульяна.

— Да Варвара — моя рукодельница, — подоспела Пелагея. — Я тебе, Уля, потом покажу, — притушила она голос, обнимая Ульяну за плечи, — как она приданое обшила.

Верхотуров топором на доске строгал крепкую как камень плитку чая. Варвара помогала складывать в запарник.

— Ты бы, Варя, ленту алую вплела. В прошлый раз из Иркутска привез, — негромко сказал отец.

— Хорошо, папаня, сейчас вплету.

Ульяне понравилось, что Варя отцу не перечит.

За стол садили наперво гостей, но так уж получилось, что Варя угодила рядом с Аверьяном.

— Загляденье пара! — не утерпел Верхотуров.

Варя взглянула на Аверьяна и обожглась о его взгляд, а у него стол поплыл. Уля увидела, выручила — подала Аверьяну хлеб. И все помаленьку за столом освоились, пришел в себя и Аверьян. Он даже поухаживал за Варей — достал груздь, опять же Ульяна поспособствовала. Пелагея угощала, Верхотуров обносил стол брагой. Тамара ткнула раз-два вилкой, выпросилась из-за стола и шмыгнула к кровати нянчить Александра. Варвара от выпивки отказалась. Аверьян, хотя ему хотелось попробовать браги, поддержал Варю.

— Пусть, нам больше будет, — согласился Верхотуров, — правильно говорю?

— Правильно! — поддержала Пелагея. — Да и интересно ли им с нами.

— Пусть улепетывают, — разрешил Верхотуров. — Варвара, покажи Аверьяну комнаты.

Аверьян проворно встал и пошел за Варей.

— «Эхма-эхма, в этом месте сулема, в этом месте сулема, я по ней схожу с ума…»

С подковыркой на носок пошел Верхотуров по избе — только половицы постанывали.

— «Как притопну ногой, топну ноженькой… У милашки я один, и тот хорошенький-и-й…»

«Разве тут усидишь. Ах ты батюшки, ботинки не взяла», — пожалела Ульяна. Она и не помнит, а может быть, и вовсе никогда у нее не было такого веселья. Хоть и в валенках, и брагу не пила, так только пригубила, а все равно выходила на круг. И пели и плясали до тех пор, пока петух не прокричал.

— Не-е, мы, Ульяна, — ласково бубнил Верхотуров, — будем гулять до тех пор, едри ее в карусель, пока бочка не станет кланяться… А потом проспимся и все поедем. Батюшка спиртного духа не жалует.

— А я бочку другую завела… — приплясывала Пелагея. — «И… И зять на теще капусту возил… молоду жену в пристяжке водил…»

Через два дня поехали в церковь, и Александра окрестили, и обвенчались Ульяна с Кузьмой. На обратном пути снова у Верхотуровых вторую бочку осилили. Но уже рвались домой. Уля переживала за Афоню: один ведь, на неделю укатили, и все хозяйство на нем.

— Афанасий — мужик добрый растет. Хозяин, — успокаивал Кузьма Улю.

Верхотуровы взяли слово с Кузьмы, что в следующий раз он и Афанасия привезет.

— Теперь уж вы к нам, милости просим, — Кузьма звал настойчиво.

На том и порешили…

Кошева ныряла и выныривала, а Афоня все глядел вслед. Вот уже Арина стала точкой, а он глядел. Потом залез на чердак, но Арина скрылась за лесом. И стало Афоне тоскливо, даже жутко. Сразу опустел дом, осиротел, и стало горько, как будто Уля ушла из дому насовсем. Даже защипало глаза.

Афоня походил по дому, шаги гулко отзывались, и словно не ты идешь. Поглядел в окно, увидел Красулю и обрадовался — живая душа, ему стало легче — не один. Он вспомнил, сколько надо сыпать пригоршней отрубей в пойло. Появилась забота. Афоня оделся и взял ведра. На крыльце его встретил петух.

— Ты откуда же? — удивился Афоня, он вроде бы его не выпускал. — А где же твоя курица? — спросил он петуха.

Но петух, поднимая свои длинные, как жерди, ноги, косил на Афоню золотой глаз.

— Кормили тебя, однако, — повспоминал Афоня. — Ну, раз просишь — дам. Только не пустомель, успеется, вот обряжусь — и вас накормлю, — подражая Ульяне, пообещал петуху Афоня.

Красуля, когда Афоня проходил мимо с ведрами, тяжело вздохнула.

— И не вздыхай глубоко, не отдадим далеко, — и Красуле ответил Афоня.

Воткнул за опояску топор и пошел на речку. Река ослепительно блестела заснеженными торосами, и тропу за ночь перемело острыми горбатыми надувами. Прорубь тоже затянуло, и найти ее можно было по кучке льда да воткнутой в снег деревянной лопате.

Афоня не догадался вчера загородку поставить с ветреной стороны. А было ли время со сборами? Добуду воды, нарублю тальнику, обнесу частоколом — не будет заметать.