В первых рядах партера

То, что помню из прошлого и что вижу сегодня: нравственность в советском (атеистическом) обществе была выше, чем в нынешних странах СНГ, где царит разгул наркомании, порнографии, алкоголизма, безжалостности к людям, особенно к детям и старикам.

Что деньги? Были деньги, сплыли деньги. Иное – незапятнаное имя

С раннего детства родители приучали нас к самостоятельности, не дергали без нужды. В ясли и детские сады не устраивали. Летом отправляли в пионерские лагеря. Мало кто верит, когда я говорю, что папа и мама ни разу не были в школах, где учились их дети.

Жили просто, достаток в семье был скромным. Посуда, утварь блестели чистотой, одежда, белье отутюжены, залатаны. Время от времени мама садилась за зингеровскую швейную машину с комбинированным ножным приводом. Детей не баловали. Мы не знали карманных денег.

Пережитая в детские годы бедность научила довольствоваться необходимым. Умею получать удовольствие даже от малого. Счастье оцениваю по другим критериям. Не интересуюсь тем, что считается атрибутами людей с возможностями. Часто это красиво, но, как говорят англичане, это «не моя чашка чая»[44]. Всегда был равнодушен к роскоши. Никогда не было жгучего желания быть богаче других. Если бы думал иначе, то, возможно, был бы о-ч-е-н-ь богатеньким пенсионером.

До сих пор удивляются: был у власти и не использовал свое положение, чтобы обеспечить себя максимальным благосостоянием.

Вспомнилась одна из мудростей Саади. Как-то на охоте готовилось угощение и обнаружили нехватку соли. Шах поручил визирю направиться в ближайшее поселение и купить соль. «Как купить? Все в стране принадлежит великому шаху!» И в ответ услышал: «Стоит мне даже пустяк взять даром – и предвижу: прислужники мои дотла ограбят поселян!»

Уметь жить независимо – большое счастье. Независимое поведение мое объяснялось тем, что избежал коррупционных нравов и сетей. Познал и то, что неподкупных опасаются, против них сильно интригуют.

Узнав о моем назначении Генеральным консулом СССР в Калькутте, позвонил давний знакомый по институту С. Эфендиев. Я уважительно относился к нему – умному, интеллигентному чекисту. Сообщил, что завершил работу в Генконсульстве в Бомбее и выразил готовность поделиться впечатлениями по Индии (он оттуда присылал мне юбилейные почтовые марки). Состоялась полезная беседа. Когда Сами Солтанович услышал, как его супруга рекомендовала покупать индийские золотые изделия, прервал ее: «Если бы Везировых интересовало золото, они не покидали бы Кировабад».

Немногим удается «сходить во власть» и выйти оттуда незапятнанным. «Власть и выгода – кто не касается их, тот воистину чист. Но тот, кто касается и не имеет грязи, чист вдвойне» (Хун Цзычэн, начало VII века).

Я признаю, что деньги дают определенную независимость, возможность не беспокоиться о семье. Всегда получал высокую зарплату. Для комфортного уровня жизни хватало. Я убежденный сторонник принципа: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».

Школьником стал в семь лет, хотя в те годы на учебу принимали восьмилетних. В начале октября 1937 года ранним утром у нас появился родственник Беюк Керимов, статный красавец, всегда чисто выбритый, надушенный, в отглаженном костюме. И первый вопрос: «Почему Рахман не в школе?» – «А мне семь лет», – ответил я. «Одевайся, пойдем со мной». И привел в расположенную в трех кварталах от нашего дома школу, где директором был его знакомый. Тот пригласил учительницу, которая, задав мне пару вопросов, отвела в класс. Все произошло быстро, нежданно-негаданно. Успокоился, увидев соседку по двору, гречанку Софью Данилиди. Она помогла наверстать упущенное.

Начальная школа № 24, в которой оказался, состояла из четырех классов. И все четыре года учился в одной и той же классной комнате, в среднем ряду, за второй партой. Передо мной сидела девочка Офеля с густой косой, за которую я любил дергать.

Школа занимала второй этаж двухэтажного дома. Классные помещения выходили в широкий остекленный коридор, где мы резвились на переменах. Занятия ограничивались четырьмя уроками. И никаких дополнительных, никаких платных.

В школу ходили без сопровождения взрослых. Мое поколение до введения школьной формы одевалось кто во что горазд – лишь бы было чистое. Никто не задирался, не было зависти.

И еще вспоминаю: каждый носил чернильницу-«неразливайку» – сосуд в виде усеченного конуса со сглаженными краями и бортами, загнутыми глубоко вовнутрь. Носили их в тряпичных мешочках. А в первом классе в портфеле была коробка спичек, которые использовали, слагая и вычитая простые числа.

С тех давних времен люблю писать ручкой с перьями, макая в чернильницу. С тех пор и мозоль на среднем пальце.

К сожалению, уроков рисования и пения в школах, где я учился, не было. После войны в бакинских школах появились учителя танцев. Танцевали полонез, мазурку, падеграс и падепатинер, отплясывали польку и краковяк. Часто партнершами оказывались ученицы соседней женской школы № 23.