В плену красной Луны

— Где я? — Она выпрямилась.

Старшая женщина заставила ее снова опуститься на подушки. Дезире испуганно отодвинула ее руку.

— Мне хорошо. Я хочу знать, где я. Эти мужчины похитили меня...

Обе женщины отпрянули и уставились на нее большими глазами. Дезире заметила, что лица у обеих накрашены. Знаки различных цветов покрывали их щеки и лоб. Губы были подведены темной краской. Их украшения были примечательными, казалось, они нечто большее, чем просто украшения, и имеют такое же значение, как и знаки на коже. Затем младшая покинула палатку, старшая осталась неподвижно сидеть. Когда пола шатра приподнялась, вошел мужчина. Без сомнения, это был предводитель, взявший ее в плен. Лицо у него оставалось закрытым, на нем была длинная гандура и сандалии. Он тепло и с большим уважением приветствовал старшую женщину. Это можно было заметить, несмотря на то что лицо его было закрыто. Ему ответили подобным же образом. В палатку снова вошла молодая женщина.

Скрестив ноги, мужчина сел на ковер, сложил руки на коленях и долго и тщательно рассматривал Дезире.

— В твоем сердце веет ветер беспокойства, — наконец проговорил он.

Она непонимающе уставилась на него.

— Что?

— У тебя есть вопрос?

— Конечно же. — Дезире снова выпрямилась и болезненно сморщила лицо. Этот жест причинил ей боль. — Где я?

— В оазисе Цаоуатанлац.

— В оазисе... А кто эти люди?

— Это люди моего племени.

— Что вы собираетесь сделать со мной?

Он помолчал минуту.

— Я жду, пока ты выздоровеешь.

— Ах! А я думала, что я ваша пленница.

— Да, именно так.

— А кто вы такой, что осмелились меня похитить?

— Я тебя не похитил. Я тебя спас. Ты погибла бы в пустыне.

— Спас меня! Я называю это похищением, но я тебя не боюсь. — При этом девушка дрожала от страха.

Мужчина поднялся. Он, казалось, рассердился, но Дезире не могла различить выражение его лица, только глаза гневно сверкали.

— Я уважаю женщину, даже если лихорадка смутила ее разум, а язык выплевывает злые слова. Ты находишься в шатре моей матери, ты ее гостья.

Она почувствовала укол в сердце, похожий на укор совести. Однако постаралась, чтобы это не стало заметно. Воин наверняка это воспримет как знак слабости.

Но когда он ушел, ее охватила слабость, физическая и духовная. Она легла, окутанная милосердным туманом, уносившим от нее боль. Несколько раз до ее слуха долетали тихие голоса, но они были далекими и неясными, словно голоса неживых существ. Порой она крепко засыпала, затем снова приходила в сознание и радовалась, когда ей давали пить. Ее рвало, если она что-либо ела. Она стыдилась этого, но, к счастью, ее снова окутывал странный туман, который защищал ее от всего внешнего.

Потом девушка окончательно проснулась и с удивлением огляделась. Тело было слабым и не совсем слушалось ее, но она чувствовала, что где-то в глубине возрождаются силы, которым нужно только время, чтобы накопиться.

Какая-то женщина встала рядом с ее ложем на колени и протянула чашу с напитком. Дезире с трудом приподнялась. Кто-то подложил ей подушку под спину. Она жадно выпила чай, подслащенный медом. Молодая женщина что-то говорила Дезире успокаивающим тоном, но на языке, которого девушка не понимала. Это разрисованное лицо показалось ей знакомым, и Дезире судорожно размышляла, откуда знает эту женщину. Потом ей внезапно все вспомнилось. Голубой воин, злые слова, шатер его матери. Его мать?

Женщина была молодой и очень красивой, привлекательной и неясной. Когда она улыбалась, показывались два ряда ровных зубов, которые мерцали, подобно жемчугу. Она часто улыбалась, хлопоча вокруг девушки, иногда что-то говорила ей. Дезире улыбалась в ответ. Руки ее лежали поверх толстого шерстяного одеяла, которым она была укрыта от ночного холода. В шатре не горел огонь, только снаружи в нескольких шагах днем тлел маленький костер, который вечерами разжигали по-настоящему. Женщины готовили на нем еду.

Желудок Дезире постепенно снова привык к постоянному питанию. Кухня в пустыне не была особенно разнообразной, однако даже испеченный в песке плоский хлеб или простые пшенные клецки с луком и сухими помидорами казались ей на редкость вкусными. Иногда ели нарезанное тонкими ломтиками мясо, о происхождении которого ей совсем не хотелось знать.

Молодая женщина, казалось, обрадовалась, что девушка постепенно приходит в себя, и Дезире попыталась завязать разговор. Она дотронулась рукой до своей груди.

— Дезире.

Женщина, казалось, сразу поняла, улыбнулась и указала на себя.

— Тедест.

— Тедест, — повторила Дезире тихо. Затем приподняла кусок плоского хлеба, который ела.

— Тагелла, — сказала Тедест.

— Тагелла, — училась Дезире.

Тедест обрадовалась, как ребенок, и рассмеялась, протянув ей миску с финиками.

— Тейне.

Дезире окунула лепешку в ароматный рассыпчатый козий сыр.

— Такаммарт, — объяснила Тедест.

Дезире выпрямилась и указала сначала на себя.

— Дезире. — Затем показала на женщину. — Тедест.

Она направила палец на приоткрытый вход в шатер и натянула одеяло перед своим лицом, подражая тому, как мужчины покрывалом закрывали свои лица. Ее взгляд вопрошающе остановился на Тедест.

Одно мгновение та медлила.