В поисках Божества

Вот эта теория неизбежности всех испытаний и ощущений плоти и дала повод полагать, будто карпократиане учили о необходимости испробовать все доступные ощущения и проповедовали сознательный разврат — будто бы в целях укрепления духа через удовлетворение всех нормальных и даже извращенных потребностей плоти. На самом же деле карпократиане говорили не о желательности приобретения столь разностороннего жизненного опыта, да еще в течение одной человеческой жизни, а о том, что это прохождение через все искусы и потребности плоти неизбежно совершается в каждой индивидуальности, но не сразу, а в течение долгого ряда последовательных ощущений, причем в каждое новое свое, воплощение человек бессознательно вносит опыт прежних переживаний, вместе с тоскливым стремлением к полному очищению. В этих последовательных воплощениях душа закаляется, сознание расширяется, познает истинную суть мировых законов и научается презирать низших демиургов. Тогда человек, с помощью развившейся в нем свободной воли, может начать борьбу против демиургов и против своего собственного низшего естества; упорными усилиями он добивается победы, т. е. освобождения от законов плоти, и полного одухотворения. Но эта победа дается нелегко: много раз приходится человеку вступать вновь на жизненное поприще и в новом теле искать свежих сил для продолжения борьбы с низшей природой. Пока он не совершил всего, что присуще низшему естеству, он не может оторваться от материи. Эта теория мировой необходимости выражалась аллегорически в образе миродержителей-демиургов, не выпускающих человеческую душу из своей власти, пока она не завертит круг плотских условностей: если что-либо осталось невыполненным, то низшие миродержители влекут эту душу к своему начальнику, старшему демиургу (под которым, по-видимому, следует разуметь ветхозаветного Бога), и он принуждает ее войти в новое тело для завершения земного существования. На эту тайну, по мнению карпократиан, указывает евангельская притча о должнике, которого судья сажает в темницу, пока он не отдаст своего долга до последней полушки (Мф. V, 25–26; Лк. XII, 58–59); по карпократианскому толкованию, должник изображает человеческую душу, судья — миродержителя-демиурга, а темница — новое тело, в которое должна вселиться душа для выполнения дальнейших условий материальной жизни. Только «отдав» материи все, что связано с телесным существованием, душа получит полную свободу и возможность возвыситься над космическими силами для возвращения к Божественному Первоисточнику. Для тел же, конечно, нет никакого воскресения: они распадаются, обреченные на дезинтеграцию вместе со всей материей.

Мы до сих пор не касались христологической стороны учения Карпократа, потому что эта сторона занимала лишь второстепенное место в его системе. По крайней мере, в наших ересеологических источниках нет указаний на то, чтобы у Карпократа появлялась обычная для гностиков идея Высшего Христа как непосредственной эманации Непознаваемого Божественного Принципа; отсутствует у него и учение о мистическом сочетании Высшего Христа с человеком Иисусом. По системе Карпократа, Иисус был простым человеком, сыном Иосифа и Марии, достигшем высшего человеческого совершенства; душа Его была уже столь совершенна, что Он достиг полного презрения к низшим демиургам; Он отверг иудейский закон, распознав в нем служение этим низшим силам, и возвысился до полного познания тайны духовной сущности. Он даже обладал высшим даром памяти душевного прошлого и помнил обо всем познанном Его душою в неземном мире Божественных откровений[328]. Получив высшую силу, Он окончательно освободился от уз плоти и вознесся к Непознаваемому Божественному Отцу.

Но Иисус не единственный человек, достигший этой высшей степени совершенства. Карпократиане сопричисляли Ему Петра и Павла и некоторых других Апостолов, но считали, что этим избранникам могут уподобиться многие, добившись высшего познания и презрения к миру. Можно превзойти и Самого Иисуса, если достигнуть еще большего, чем у Него, презрения к низшему миру и его зиждителям — космическим силам. Карпократиане имели изображения Иисуса, которым воздавали почести[329], но рядом с ними поклонялись точно так же изображениям Пифагора, Платона и других «великих посвященных».