В поисках Божества

Из второй Тетрады происходит дальнейшая эманация Божественных проявлений, причем из Логоса и Жизни исходят десять эонов, или Декада, а из Человека и Церкви — двенадцать, Додекада. Названия, присвоенные эонам Декады и Додекады, сохранены Иринеем в его пересказе валентинианской системы Птолемея[362]; излагая далее учение самого Валентина, он ссылается на этот список наименований, который мы поэтому приводим здесь полностью. Итак, Декада, исшедшая из Логоса и Жизни у состоит из пяти сизигий; имена их: Присущий бездне (Βυθιος) и Смешение (Μιξις), Нестареющий Άγηρατος) и Единение (Ένωσις), Самородный (Άυτοψυης) и Радость (Ήδονη), Неподвижный (Ακινητος) и Соединение (или Слияние, — Συγκρασις), Единородный (Μονογενης) и Блаженство (Μακαρια). Додекада, исшедшая из Человека и Церкви, состоит из шести сизигий — это Утешитель (Παρακλητος) и Вера (Πιστις), Отчий (Πατρικος) и Надежда (Έλπις), Материнский (Μητρικος) и Любовь ('Αγαπη), Вечный Ум (Άεινσυς) и Разум (Συνεσις), Церковный, или Соборный, (Εκκλησιαστικος) и Блаженный (Μακαριοτης), Желанный (Θελητος) и Премудрость (Σοφια). Эти двадцать два зона, или проявления Божества (Декада и Додекада, — 10 + 12), вместе с Высшей Огдоадой образуют таинственную Плерому (Πληρωμα), т. е. Полноту Божественной Сущности, изображаемую мистическим числом 30[363].

Эта система Божественных эманаций, число которых доведено до 30, является характерной чертой валентинианства и нашла себе место во всех его разветвлениях; изменениям подвергался лишь порядок исхождения эонов или сами их наименования. Возможно, что Валентин заимствовал идею эманации у Василида, дав ей иное развитие: вместо василидианских одиночных проявлений Божества у него, как и у Симона Мага, мы видим парные, взаимодополняющие эманации. Это дало повод ересеологам обвинить Валентина в нечистом воображении, будто бы приписывающем Божеству проявления мужского и женского рода по образцу материального супружества; подобная нелепость не заслуживает даже опровержения. В своей системе Божественных эманаций Валентин пытался выразить образами, доступными человеческому воображению, бесконечную смену проявлений и потенций непознаваемого идеального мира Божества. При вдумчивом разборе текстов становится ясным, что мужские наименования эонов, обозначаемые прилагательными (Нестареющий, Самородный, Неподвижный, Желанный и пр.), характеризуют свойства Неизъяснимого и Неизреченного Первоначала, между тем как наименования женского рода, обозначаемые существительными (Смешение, Соединение, Вера, Любовь, Премудрость и пр.), дополняют первые и олицетворяют потенции Непостижимого и Всемогущего Творчества. Эта символика теряется в переводе, но в греческом тексте с его рядом имен прилагательных мужского рода и существительных женского она совершенно ясна[364]. В свою систему эманаций Валентин вложил глубокую идею, обычную в древней философии, о пассивном начале, символически изображаемом женским элементом, содержащем потенции творчества, но развивающем эти потенции лишь при воздействии активного начала, символ которого — в элементе мужском. Эта же идея нашла выражение у Валентина в дальнейшем грандиозном космологическом мифе, начинающемся с отпадения от Плеромы последнего ее члена, Премудрости, призванной быть переходной ступенью от мира идеального к миру реальному.

Из сжатого пересказа Иринея нельзя уловить, каким образом Валентин объяснил появление в Плероме (т. е. в самодовлеющей Полноте Божественной Сущности) неудовлетворенности, побуждающей Премудрость-Софию искать творческой деятельности вне этой Полноты Божества. Это — наиболее уязвимое, или, вернее, неясное место валентинианской системы в том виде, в каком мы ее имеем. В низшем зоне изображается первоначальное развитие потенции творчества, постепенно переходящее к реальной деятельности, вне эссенции Самодовлеющего Божества; в этом процессе творчества заключается осквернение чистой Идеи Божества, и поэтому низший эон является отпадшим от Божественной Сущности.