В поисках Божества

В изложении Иринея эта символика представляется в следующем виде: Премудрость-София (последний член Плеромы) воззрела ввысь и возжелала стать подобной Неизреченному Началу, создав из себя ряд совершенных эманаций. Но этот импульс творчества ей непосилен и влечет за собой ее отпадение от Совершенной Полноты Божества. Плерома за ней замыкается, и отныне отделяется от падшей Софии таинственным Пределом ('Οροζ)[365]. Двадцать девятый член Плеромы, соответствующий Софии в последней сизигии, мужской эон Желанный, оставшись без своей пары, втягивается обратно всей Плеромою и в ней растворяется. Таким образом на месте последней сизигии образуется пустота, — гармония Божественной Полноты нарушена, и в самую Сущность Божества закрадывается неудовлетворенность, желание восстановить поколебленное равновесие Плеромы. Мы здесь видим образное выражение чрезвычайно глубокой мысли: мировая драма Богоискательства развертывается не в одном только низшем мире, но и в высшей умозримой области Божественной Идеи; если низший мир жаждет реинтеграции в Божественную Сущность, то и высший идеальный мир Божества стремится к возвращению в первобытное состояние Самодовлеющей, Бесстрастной, неизъяснимо-бездеятельной Полноты.

Отпавшая от Плеромы София отдается импульсу творчества. Но в ней нет активного созидательного начала, она — пассивно-«женский» элемент и поэтому не может дать совершенного произведения. Она пытается творить с помощью «тени прошлого» (т. е. воспоминания о прежде познанном совершенстве), но ей удается только выделить из себя всю свою Божественную Сущность, которая принимает образ нового эона — Христа. Христос у вместивший весь Божественный элемент Своей матери Софии и освободившийся от ее низшей субстанции, немедленно возносится к Плероме и, переступив через Предел, входит в Нее. Пробел, образовавшийся в Плероме после отпадения Софии и растворения Желанного в остальных эманациях, теперь заполняется через помещение в Плерому двух новых эонов: Христа, исшедшего из Софии, и Духа Святого (Πνευμα Άγιον), произведенного Истиной (т. е. второй высшей сизигией) для укрепления остальных эонов и полного их просвещения.

Между тем София (обозначаемая иногда также наименованием Ахамот, Άχαμωβ), лишенная своей Божественной Сущности, тоскует и мятется, продолжая творить вне Плеромы с помощью «тени прошлого»[366]. Она создает Демиурга, в которого влагает свой душевный (психический) элемент: это — Мировая Душа, сверхкосмическая сила, образующая мировое сознание. Вместе с Демиургом София создает и грубейший материальный принцип, олицетворяемый «левым князем», или сатаной: это — низшая космическая сила, мировая энергия, присущая материи. Таким образом положено начало материальному миру и его эволюции, развивающейся вне идеальной области Божества.

С введением в Плерому двух новых эонов (Христа и Духа Святого) вновь завершен мистический круг 30 проявлений Божества; остается освободить психическую сущность Софии, заключенную в низшем мире, и освобождение это совершается через нового эона, Иисуса. Но тут Ириней безнадежно запутывается в валентинианских идеях и ограничивается указанием на полное разногласие в мнениях о происхождении часть валентиниан считала Его проявлением эона Желанного, другие полагали, что Его произвел эон Христос, иные приписывали произведение Его сизигии Человека и Церкви. Ипполит сообщает[367], что именно вопрос сотериологический — о происхождении Иисуса и о значении явления Его в мире — послужил поводом к расколу в среде валейтинианства и к распаду его на две школы: восточную, строго-докетическую, и западную, признавшую в Иисусе психическую (не только пневматическую) субстанцию. По-видимому, Ириней совершенно не мог выяснить взглядов самого Валентина на этот вопрос; с этого момента он круто обрывает свой пересказ учения Валентина и приступает к изложению систем тех его учеников, о которых раньше не упоминал. Таким образом, из наших рук ускользает нить, которой мы до сих пор держались: покинув на время Иринея и его беспорядочные общие сведения о валентинианских идеях, мы перейдем теперь к автору Философумен и к системе, приписанной им Валентину. Сведения Философумен мы можем дополнить данными Климента Александрийского, почти всегда согласными с ними. Неизреченное Первоначало Божества именуется в Философуменах Отцом Нерожденным, Одиноким, вмещающим в Себе потенции всего имеющего быть, но пребывающим в самодовлеющем покое вне времени и пространства или иных мыслимых условий бытия[368].