В поисках Божества

Высшее сознание, заложенное в человеке, дает ему возможность приблизиться к высшей пневматической сущности. И это «семя жизни», или «животворная искра Логоса», сообщается таинственным образом Адаму[385], олицетворяющему весь род людской. А три сына Адама являются символами трех родов людей: материальные («плотские»), психические («душевные») и пневматические («духовные»)[386]. Первые не способны к развитию, вторые могут воспринять отблеск Божественной искры и ждут дальнейшего озарения, пневматики же являются носителями высшего откровения, победителями мировой скверны, освободившимися от власти Демиурга и низших миродержителей. Смерти для них нет, ибо она знаменует лишь совлечение материальной оболочки, «кожаных одежд» духа; человек смертен лишь поскольку он материален, ибо смерть и материя — понятия тождественные[387]. Поэтому Демиург называется иногда еще и «творцом смерти».

Таким образом, человечество, в лице своих лучших представителей — пневматиков, приуготовано к роли посредствующего звена между миром материальным и божественной областью Духа. И в нем развертывается последний акт великой мировой драмы искупления и очищения: высшее озарение сообщается ему Иисусом — уже не эоном, мистическим супругом падшей Софии, а земным отражением его в призрачном облике человеческого тела.

Пришествие в мир Иисуса никак не связано с ветхозаветными пророчествами. Демиург, ничего не знавший о тайнах высшего мира Божества, мнивший себя Богом Всевышним, ничего не мог сообщить и своим служителям; во всем Ветхом Завете выражается культ низших космических сил, и поклонению этим низшим силам учили библейские пророки, — именно поэтому Сам Иисус сказал: «все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники»[388], а Апостол Павел указывает на «тайну Премудрости, сокровенную от веков»[389]. Но Иисус явился для раскрытия этих тайн, и с Его пришествием закончился период служения низшим миро держителям. В видимом мире космические силы олицетворяются звездами (т. е. астральными сферами), и поэтому упразднение их власти знаменовалось символом новой звезды, восшедшей на Востоке при явлении Спасителя[390].

Среди всей этой символики нам трудно выяснить суть валентинианских воззрений на историческую личность Иисуса. Мы уже видели, что главные отрасли валентинианства расходились именно в этих воззрениях на Иисуса и на сущность Его телесного облика. Климент Александрийский дает нам понять, что сам Валентин придерживался докетического взгляда и учил, что Иисус был облечен не материальным телом, а психической субстанцией, так что Он «не ел и не пил, и пища в Нем не переваривалась»[391]. Но Высшей Божественной Сущностью Он одарен был не сразу, и Сам достиг соединения с эоном Христом (или Иисусом?). Этот текст Климента — единственное имеющееся в наших руках указание на христологические взгляды самого Валентина, и оно настолько неясно, что из него нельзя вывести ничего определенного. Возможно, что эту часть своего учения Валентин особенно строго оберегал от непосвященных — отчасти потому, что в ней был ключ к пониманию его эзотерического христианства, отчасти во избежание слишком явного разногласия в этом вопросе с Церковью, на сближение с которой он не терял надежды. У Климента Александрийского[392] мы находим еще указание на мнение Валентина о троякой проповеди Иисуса: сперва более понятной для «малых сих», затем более глубокой — под покровом притч для учеников, и наконец, еще более возвышенной и уже открытой — для избранных учеников после воскресения Иисуса (т. е. после совлечения Им психической субстанции и преображения в чисто духовную Сущность). Следует добавить, что валентиниане, подобно офитам, придерживались мнения о продолжительном сроке пребывания Спасителя среди учеников после воскресения; они полагали, что эти явления Иисуса ученикам и беседы, во время которых Он раскрывал им глубочайшие тайны Богопознания, продолжались 18 месяцев.