В поисках Божества

Мы видим, таким образом, что в беспорядочной массе отрывочных, небрежно скомканных данных о валентинианской системе все же вырисовываются очертания общей схемы учения Валентина. И то, что нам удается о нем узнать, заставляет нас еще больше сожалеть о невозможности проникнуть в самую глубь мысли великого гностического учителя… Начертанную им грандиозную картину мирового единства, ожидающего слияния с Божеством, можно еще дополнить прекрасным отрывком валентинианского гимна, сохраненным в Философуменах: здесь воспевается Дух, разлитый в мировом эфире, и все бытие, озаренное духом; плоть льнет к душе, душа стремится к эфиру, воздух к небесам; из Бездны рождается плод (Плерома), из утробы младенец[401]. Все сущее озарено Божественным Светом и чает окончательного растворения в Нем. Пессимизм Василида и офитов смягчен у Валентина. В его учении нет стремления к бесстрастному неведению и небытию, — оно проникнуто восторженным сознанием единения с Божеством. Глубокая идея о Непознаваемой Божественной Сущности, осквернившейся творческой деятельностью, создавшей бесформенный эмбрион потому, что Высшие Проявления Божества не принимали участия в творении, но затем очистившей созданную массу, одухотворившей ее и возвысившей до слияния с Всеблагой Первопричиной, — вся эта величавая метафизика проникнута какой-то своеобразной теплотой и мистической радостью. Ни одно гностическое учение не подошло так близко к той «радости о Христе», о которой говорили Апостолы Иоанн и Павел.

Мы не будем останавливаться на вопросе о моральной стороне учения Валентина: в общей схеме его идей его этика обрисовывается с достаточной ясностью. Для пневматиков путь к окончательному освобождению от уз материи лежит в отказе от всякого угождения плоти, в полном аскетизме, к ним обращен призыв: «да светит свет ваш»[402]. Для людей, еще не достигших пневматического состояния, путь к совершенствованию лежит в постепенном очищении от материальных потребностей, ибо слабая природа их не может перенести бремени непосильного воздержания и они не сразу могут возвыситься до полного презрения к плоти; для этих низших, призванных, но еще не избранных людей Валентин не допускал возможности строгих аскетических требований; подобно Апостолу Павлу, он одобрял для них даже брачное сожительство[403]. Мы уже видели, что для общей массы верующих Валентин признавал достаточным учение Церкви, предназначенное для «непосвященных». Для них христианское благовестив знаменует уже первую помощь свыше в борьбе с материальным началом: крещение является символом погашения низших страстей, и в этом его смысл в видимом мире, аналогичный более глубокому символу духовного возрождения для людей, стоящих на высшей степени познания[404]. На первых ступенях спасения вера в Христово откровение заменяет понимание этого Откровения; вера служит опорой на трудном пути совершенствования, и потому сказано: «по вере вашей да будет вам»[405]. В конце трудного и долгого пути искренний и неутомимый порыв Богоискательства награждается созерцанием Божественного Света: «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят», повторял Валентин евангельский текст[406].

Для общей характеристики Валентина остается добавить, что разногласия среди его последователей могли возникнуть еще при жизни и с ведома великого учителя, определенно высказавшего свое убеждение в несостоятельности книжного буквоедства и фанатичной приверженности текстам. Возможно, что Валентин предоставлял своим последователям полную свободу толкования его мыслей, и тогда объясняется различие во взглядах представителей валентинианства на основные догматические вопросы. Валентиниане никогда не были сектантами в прямом значении этого слова; сектантской нетерпимости у них не было не только по отношению к оттолкнувшей их Церкви, но и во взаимных отношениях разных валентинианских «толков» и школ. Валентинианство нельзя назвать ни сектой, ни схизмой: то было мощное мистическое движение, пытавшееся в самой Церкви вызвать реакцию против демократических течений христианства, против низведения христианского Богопознания до уровня толпы[407]. Церковь отвергла Валентина, но созданное им движение не погибло: оно жило в христианстве целых два века рядом с официальной Церковью и, пережив себя, наложило неизгладимый след на христианское мышление, воскресло вновь во многих догматах, принятых Церковью позднейшей. Влияние Валентина сказалось, быть может, с наибольшей силой именно в эпоху кристаллизации христианской догматики, спустя два столетия после появления блестящего мыслителя в мировой столице…

Мы еще вернемся к вопросу о косвенном влиянии Валентиновых идей на догматическое богословие Церкви. Пока же нам следует завершить наш беглый обзор валентинианства рассмотрением наиболее интересных сведений о главнейших учениках Валентина.

1. Валентинианин Птолемей[408]