В поисках Божества

В этом Непостижимом Божественном Принципе, превышающем всякое разумение и недоступном никакому определению, мы узнаем и пифагорейскую Монаду, и понятие о Невыразимом Боге-Не-Сущем Басил и да. Но Неизъяснимый Отец в учении Валентина был «весь любовь», и поэтому возжелал иметь предмет любви, «ибо любовь не есть любовь, если нет любимого»[369]: так началась эманация Божественных проявлений из Первичной Непознаваемой Бездны Божества. Ту же мысль мы находим в Климентовых «Excerpta ex Theodoto»: здесь также Неизреченный Всеблагой возжелал излить Свою беспредельную любовь и познание, и поэтому произвел Ум (Νους), называемый также Единородным (Μονογενης) и Началом (Άρχη); к этому Первому проявлению Божества относится знаменитый вступительный текст Евангелия от Иоанна: «Б Начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…» и т. д.[370].

В изложении Философумен также из Неизъяснимого Отца проявляется прежде всего сизигия Ума (Νους) и Истины (Αληθεια). Из этой первой высшей сизигии исходит вторая, Слово (Λογος) и Жизнь (Ζωη), а из Логоса и Жизни исходит третья сизигия — Человека (Άνθροπος) и Церкви[371] (’Εκκλησια). Таким образом, вместо Высшей Огдоады в изложении Иринея мы здесь имеем три сизигии, т. е. шесть высших эманаций Неизреченного Отца. Далее следует исхождение Декады из Ума и Истины и Додекады из Логоса и Жизни. Наименования эонов, составляющих Декаду и Додекаду, тождественны названиям, приведенным Иринеем: лишь в порядке их эманации мы видим некоторую разницу, так как, по Иринею, Декада исходит из Логоса и Жизни, а Додекада — из Человека и Церкви. Ипполит сам указывает на это различие[372], но, по-видимому, считает описываемый им порядок более соответствующим мысли Валентина и подкрепляет его объяснением: Ум и Истина, как сизигия высшая и наиболее близкая к полноте Божественного познания, могли произвести совершенное число 10[373], между тем как следующая сизигия уже производит менее совершенное в мистическом отношении число 12[374].

Главное различие между Иринеем и Ипполитом мы здесь видим в том, что в пересказе последнего число Божественных эманаций доведено только до 28 (6 4-10 4-12), вследствие опущения первой, по Иринею, сизигии — Неизреченного и Молчания. Мистическое число 30 пополняется новой сизигией — Христа и Духа Святого, произведенных, по желанию Непостижимого Отца, Умом и Истиной после временного падения двадцать восьмого зона — Премудрости-Софии. Таким образом, высший Идеальный Мир Божества достигает полноты лишь тогда, когда в Нем начинается творческое брожение и вне Его положено начало созидательной эволюции низшего мира.

История отпадения Софии и дальнейшие космологические грезы Валентина излагаются в Философу менах в следующем виде: София воззрела на Неизъяснимого Отца и познала, что Он произвел из Себя эманации Один (т. е. что Он превыше двойственного начала сизигий); пожелав уподобиться Ему, она попыталась произвести совершенную эманацию собственными силами, не зная, что Непостижимый Первоотец вмещает в Себе все потенции, как активные, так и пассивные, и поэтому творит в полноте беспредельного самодовлеющего всемогущества. Когда же София попыталась творить без воздействия иного, активного начала, она создала лишь нечто несовершенное, не имеющее образа или формы; эта аморфная субстанция есть первичный принцип материи, «невидимой и неустроенной», как сказано в книге Бытия (I, 1)[375]. При виде неудачного творения Софии вся Плерома пришла в ужас и смятение, и сама София стала молить о помощи, опасаясь окончательного падения в созданный ею водоворот низших стихий. Для ограждения Плеромы от вторжения этого оскверняющего элемента Неизъяснимый Всеблагой Отец из Себя произвел Предел (Όρος), именуемый также Крестом (Σταυρος): смысл этого последнего наименования нам не ясен. Помощь же Софии была оказана новыми зонами — Христом и Духом Святым, произведенными с этой целью Умом и Истиной, согласно хотению Всевышнего Отца. София с помощью Христа и Духа Святого очищается от скверны своего неудачного творчества и остается в Плероме, покинув вне Ее, за Пределом, созданный ею мировой эмбрион[376]. Эта грубейшая, материализованная субстанция, оставшаяся вне Плеромы, носит название «внешней», или «низшей Софии»; она пребывает во мраке и в тоске и взывает к Неизреченному Божеству, моля о помощи, спасении и озарении.