В поисках Божества

Так, мы почти не имеем сведений о жизненной деятельности и судьбе самого Монтана и его сподвижниц, Прискиллы и Максимиллы. Даже время их выступления не поддается точному определению[556]. Можно считать установленным лишь то, что Монтан и Прискилла умерли раньте Максимиллы, а смерть последней путем разных вычислений можно приблизительно приурочить к 179 г. Существует предание, будто и Монтан и Максимилла кончили жизнь самоубийством[557], но эти сведения никакой достоверностью не отличаются и скорее похожи на те обвинения, которые измышлялись в пылу догматических споров. Монтанисты не избежали этих обвинений, столь обычных у ересеологов. Между тем как Ириней Лионский, современник катафригийских фанатиков, умалчивает о каких бы то ни было возбуждаемых против них обвинениях, позднейшие ересеологи повторяют вздорные слухи, будто монтанисты совершали Евхаристию на крови младенца, т. е. поднимают вновь против них старую, нелепую клевету, измышленную языческой толпою против христиан и применяемую, в свою очередь, христианами к гностикам; самой возможностью повторения этой клеветы в применении к монтанистам возмущался еще Тертуллиан[558]. Впрочем, легковерность Епифания и других позднейших ересеологов здесь объясняется именно тем, что они уже не отделяли монтанистов от остальных ненавистных им гностиков. Быстрый рост церковной организации христианства заглушал всякую возможность понимания катафригийского движения. Е>го движение являлось, по существу, только отрицанием церковной дисциплины: сто лет спустя самая возможность подобного отрицания уже не вмещалась христианским сознанием, и восстание против авторитета Церкви и ее иерархической организации уже казалось вполне тождественным восстанию против догматических и этических основ христианского учения.

Мы здесь подошли к самой сути монтанистского движения, к его смыслу и глубокому значению в истории христианства. Монтанизм был побежден и отвергнут потому, что он противоречил новым течениям христианской мысли, оказался в несоответствии с новым укладом христианской жизни. Победа, одержанная в монтанистском вопросе церковным авторитетом, показала, насколько глубоко изменились основные черты христианского быта. Власть епископа, незаметно окрепшая за сто лет, неожиданно проявилась как единственный критерий всех религиозных запросов. До середины II века в христианской среде могли возникать существенные разногласия в толковании Христова учения, и эти разногласия носили характер независимых равноправных мнений. Но борьба вокруг гностических идей внесла в христианское сознание новое понимание церковной дисциплины. После победы, одержанной над гностицизмом, Церковь является уже во всеоружии своего авторитета: отныне она дает ответы на все запросы христианской мысли и совести, а несогласие с ее указаниями является тяжким неповиновением, отпадением, ересью.

В истории христианства II века монтанистское движение представляет глубокий интерес именно потому, что в нем и в борьбе вокруг его идей особенно выпукло отразились все последствия борьбы между Церковью, и гностицизмом. Монтанизм сам по себе понятен лишь как заключительный эпизод этой борьбы, как последний отзвук гностицизма в христианском мире. В «катафригийском движении» оставались, правда, незатронутыми основные вопросы христианской догматики, но зато в нем выразились все особенности гностического мировоззрения, примененные к христианской этике, к быту христианских общин. Возбужденные им вопросы являлись последним протестом против власти Церкви над свободной индивидуальностью верующих, против иерархической организации и захвата ею власти над свободными порывами религиозного экстаза. И этот протест, разбившийся о твердыни Церкви, послужил только свидетельством об окончательном закреплении устоев церковной власти и завершившейся кристаллизации ее идеалов.