«…Из иудеев же никто не умыл себе руки, ни Ирод, ни кто-либо из судей. И когда не хотели они умыть себе руки, Пилат отступил, и царь Ирод повелел тогда схватить Господа и сказал им: все, что приказано сделать Ему, исполните.
Предстоял там Иосиф, друг Пилата и Господа, и узнав, что они хотят Его распять, приступил он к Пилату и просил отдать тело Господне. И Пилат послал к Ироду, прося выдать тело; Ирод же сказал: брат Пилат, если б никто не истребовал [тела], мы бы сами погребли, ибо наступает суббота, и в законе писано: солнце да не зайдет над трупом казненного.
И Его предали народу в день перед Пасхой, праздником их. И взяли они Господа, и били, говоря: вот, Сын Божий в нашей власти. И облекли Его в порфиру, и посадили на седалище судейское, говоря: суди праведно, царь Израилев. И один из них принес терновый венец и возложил на чело Господне, другие же предстоящие плевали Ему в лицо, иные били Его по щекам, другие кололи Его тростью и бичевали Его, говоря: таковой почет воздаем мы Сыну Божию.
И привели двух разбойников и распяли Господа посреди них. Он же безмолствовал, как не чующий боли. И воздвигши крест, написали они на нем: сей есть царь Израилев. И разложили они одежду Его перед собой и поделили ее, метая жребий. Один же из разбойников обличал их и говорил: мы страдаем за преступления, нами содеянные, а Сей, спасающий людей, какое зло сотворил Он? Они же ожесточились против Него и приказали не перебивать Ему голеней, дабы Он скончался в страданиях.
Был же полдень, и нашла тьма на всю Иудею, и они обеспокоились и боялись, как бы не зашло солнце, пока Он еще жив, ибо писано у них: солнце да не зайдет над казненным. И один из них сказал: дайте Ему испить желчь с уксусом, — и смешав, напоили Его. И [так] исполнили они все, и беззакония их превзошли главу их. Многие же выходили со светильниками, думая, что наступила ночь… И Господь возгласил: Сила Моя, Сила, Ты Меня покинула! И когда изрек это, был взят.
И в этот миг разодралась надвое завеса храма Иерусалимского. И вынули они гвозди из рук Господних и положили Его на землю, земля же сотрясалась, и был великий страх. И воссияло вновь солнце, и оказалось, что уже девятый час. Иудеи же радовались, и отдали тело Его Иосифу для погребения… Он же взял [тело] Господа, обмыл и обвил полотняным покровом и положил в гробницу, называемую садом Иосифовым.
Тогда уразумели иудеи и старейшины и священники сотворенное ими зло, и стали бить себя в грудь и говорить: Горе грехам нашим! Близок суд, и конец Иерусалима! Я же [Петр?] и спутники мои были в тоске, и с болью в сердце скрывались мы, ибо нас искали, как преступников, намеревавшихся поджечь храм [?]. Мы пребывали в посте и в скорби и в слезах день и ночь до субботы.
Собрались же книжники и фарисеи и старейшины, и услышали, что весь народ ропщет и бьет себя в грудь и говорит: если из-за смерти Его столь неслыханные знамения, то воистину великий был Он праведник, — и убоялись старейшины и пришли к Пилату, прося его: дай нам воинов, дабы мы три дня стерегли гроб Его, чтобы не могли придти ученики Его и украсть [тело Его], и народ не поверил бы, что Он восстал от мертвых, и не озлобился бы на нас. Пилат же дал им сотника Петрония с воинами для охраны гроба, и с ними пришли ко гробу старейшины и книжники, и вместе с сотником и воинами привалили большой камень к двери гроба и запечатали семью печатями, и приставили стражу. Утром же, на заре дня субботнего, много пришло народа из Иерусалима и окрестностей, чтобы видеть запечатанный гроб.
В ночь же перед днем Господним, когда воины стояли по двое на страже, раздался гром с небес, и увидели они небо отверстым и двух людей сходящих в светлом сиянии и приближающихся ко гробу. И камень, приставленный к двери, сам отвалился в сторону, и гроб открылся, и оба юноши вошли туда. Когда воины это увидели, то разбудили сотника и старейшин, — ибо и те оставались на страже, — и пока они рассказывали о виденном, вновь узрели они трех людей, из коих двое поддерживали третьего, и крест следовал за ними, и у двоих [юношей] голова достигала неба, а у ведомого ими голова была превыше небес. И с неба раздался глас: проповедал ли Ты спящим? И в ответе послышалось с креста: да! Они же [воины] заспорили, не уйти ли им тотчас и уведомить обо всем Пилата. И пока они [это] обсуждали, вновь отверзлись небеса, и сошел один человек и вошел в гроб.
Когда сотник и его спутники это увидели, то поспешили ночью к Пилату, покинув гроб, который стерегли, и рассказали все виденное, в великом смятении и говоря: воистину был Он Сыном Божиим! Пилат отвечал: чист я от крови Сына Божьего! вы все это решили. Тогда приступили к нему все и стали просить, чтобы он приказал сотнику и воинам ничего не рассказывать о виденном, ибо, — говорили они, — лучше нам в тягчайшем грехе быть повинными перед Богом, чем впасть в руки Иудеев и быть побитыми камнями. И Пилат приказал сотнику и воинам ничего не рассказывать.
На заре же дня Господнего Мария Магдалина, ученица Господа, страха ради иудейского не успевшая сотворить у гроба Господнего то, что женщины делают для усопших и дорогих им людей, взяла с собой подруг и пришла с ними ко гробу, где был положен Господь. И они боялись, как бы не увидели их иудеи, и говорили: мы не могли Его оплакивать в тот день, когда был Он распят, сделаем это хоть теперь на гробе Его! Но кто отвалит нам камень от двери гроба, чтобы мы могли войти и исполнить все подобающее? Ибо велик был камень, и мы боимся быть замеченными. Если же не удастся [открыть гроб], то хоть у двери положим все приготовленное нами для поминовения, и будем плакать и скорбеть до возвращения домой.
И когда они пришли, то увидели гроб открытым, и вошли, и узрели юношу сидящего посреди гроба, прекрасного обликом и в сверкающих одеждах; он сказал им: Почему вы пришли? кого ищете? не Распятого ли? Он восстал, и здесь нет Его! если же не верите, то наклонитесь и взгляните на место, где Он лежал; Его там нет, ибо Он воскрес и вернулся туда, откуда был послан.
Тогда женщины в страхе бежали.
Был же последний день Пасхи, и многие разошлись по домам, ибо окончился праздник. Мы же, двенадцать учеников Господних, плакали и были в смятении, и каждый возвращался смущенный о бывшем в дом свой.
Я же, Симон Петр, и Андрей брат мой, взяли наши сети и пошли к морю, и с нами был Левий, сын Алфеев…»