Гораздо позже, когда из первых ячеек христианства образовалось грандиозное здание Церкви, когда христианская традиция оформилась и слилась в стройное целое, — Церковь, в своих заботах о возвеличении памяти первых созидателей, стала устранять все напоминания о каких бы то ни было разногласиях между ними. В церковной традиции Павел занял место рядом с Петром во главе всего христианского движения; они оказались единомышленниками, соратниками в духовной брани против языческого мира, разделившими и честь основания Римской Церкви, и мученическую смерть; Павел оказался сподвижником Петра даже в борьбе против Симона Мага. Личность же последнего была совершенно отделена от Павла, и вся ненависть против отрицателя ветхозаветных традиций была перенесена на него. С этой печатью отверженности Симон вошел в историю христианства и занял в ней место первого еретика и врага ортодоксального церковного вероучения; мы увидим далее, что христианская традиция хотела видеть в нем родоначальника всех последующих заблуждений и ересей. Всякие же следы смешения его личности с прославляемым образом Апостола Павла были тщательно затерты. Тот факт, что намеки на Павла были слишком прозрачными в христианской литературе, содержавшей описание борьбы Петра с Симоном, в значительной мере способствовал установлению отрицательного взгляда на эту литературу и изгнанию ее из канона. Между тем лишь в этом цикле преданий о Петре находятся те данные о его деятельности, на которых доныне основывается освященный Церковью образ первоверховного Апостола. Старинные «Деяния Петра», описывавшие борьбу Петра с Симоном, содержали и рассказ об основании Петром апостольской кафедры в Антиохии, затем о поездке в Рим на смену Павлу, отбывшему в Испанию; Петр пасет римскую общину, придав ей правильную организацию, и поставляет первым ее епископом Лина; при возникновении гонения на христиан (после устроенного Нероном пожара 64 г.) он собирается бежать из Рима, но у городских ворот, на Аппиевой дороге, поражен видением Господа Иисуса Христа, направляющегося в город; на робкий вопрос Апостола: «Камо грядеши, Господи?» Христос отвечает, что Он идет в Рим на вторичное распятие — Петр постигает смысл видения, указывающего на необходимость запечатлеть кровью дело благовестил, и возвращается в Рим на мученическую смерть. Приговоренный к распятию на кресте, он просит, чтобы его распяли вниз головой, не считая себя достойным умереть одинаковой с Христом смертью. В тот же день казнен в Риме и Павел, но он, как римский гражданин, не может понести позорной казни, и ему лишь отсекают голову. Все эти трогательные сказания, являющиеся то отголоском исторических фактов, то поэтическим вымыслом, и внесшие такой богатый вклад чудесных образов и легенд в христианское сознание, содержались именно в «Деяниях Петра», и Церковь, отвергнув эти «Деяния», отбросила единственное основание для всех своих преданий о деятельности Петра, в частности для преданий о его роли в Римской Церкви. Надо помнить, что вся история христианства была бы иной, если бы римская община не сияла отблеском славы двух первоверховных Апостолов, если бы мировая столица не могла гордиться гробницей Петра в Ватикане и гробницей Павла за Остийскими воротами, престижем кафедры, основанной Петром, и скромной древней церковью на Аппиевой дороге, на том месте, где, по преданию, Апостол узрел видение и произнес знаменитый вопрос: «Domine, quo vadis?» Пусть эти легенды не выдерживают исторической критики, — на них держалось и поныне держится все обаяние Римской Церкви, ее особый престиж, так властно повлиявший на весь ход истории[78]
. И тот факт, что эти легенды остались на положении устных преданий, не поддержанных письменными документами, указывает лишь на то, что старые документы были неудовлетворительны с позднейшей церковной точки зрения. Они были отвергнуты не потому, что достоверность их возбуждала сомнения (Римская Церковь, позже так искусно использовавшая лже-Исидоровы декреталии, всячески поощрявшая торг реликвиями и различные грубые суеверия, относилась к подлогам без особой брезгливости), а потому лишь, что по внутреннему своему содержанию они не соответствовали позднейшей традиции, что в них были ясно очерчены внутренние несогласия первобытной Церкви, что борьба Петра с Симоном слишком явно напоминала о борьбе иудео-христианства с теми новаторами, которые пренебрегали «мехами ветхими» иудейства и вливали «вино новое» учения Христова в «мехи новые» эллино-восточной мистики. И Церковь, храня воспоминание о победе Петра над еретиком Симоном Магом, однако избегала слишком подробного рассмотрения этой борьбы, не сохраняла ее следов, не оберегала ее литературных памятников. Так погибли «Деяния Петра», о которых мы не имели бы ясного представления, если бы не случайное открытие позднейшего (и уже искаженного) их списка в одной рукописи VIII века; так чуть не погибла оригинальная литература, известная под названием Homiliae pseudoclementinae и Recognitiones, где в форме, всего более напоминающей авантюрный роман, описывается, якобы от лица Климента, ученика Петрова, история Петра и его борьбы с Симоном. Но и в этом рассказе обрисовка личности Симона слишком ясно напоминает о злых намеках на Павла, и мы едва ли ошибемся, допустив, что такого рода неудобное сходство усиливало отрицательное отношение к этой литературе, побуждая всячески изгонять ее из круга чтения верующих. Церковная власть упускала при этом из виду, что изгнание всей литературы о Петре оставляло крупный пробел в круге ее собственных преданий, — и заполнить этот пробел не удалось посредством позднейших вымышленных «Деяний Петра и Павла», где деятельность Апостолов изображалась в виде трогательного единомыслия и братского сподвижничества и где слишком ясно чувствовалась рука набожного фальсификатора.