В поисках Божества

Но мы слишком далеко ушли в эпоху позднейших примирительных тенденций Церкви и должны вернуться к тому моменту, когда зияла глубокая пропасть между восторженными общинами, расцветшими среди эллинизированного мира, и консервативной, строго нравственной евионейской общиной, свившей себе прочное гнездо в Иерусалиме. О примирении или слиянии этих двух противоположных течений христианства еще не могло быть и речи: борьба шла за полное подчинение всей христианской идеи ветхозаветно-иудейским традициям, поддерживаемым авторитетом Иерусалимской общины. В этот момент крайнего напряжения решался вопрос о будущности всего Христова учения. Быть ли христианству только высоко-моральной иудейской сектой, или весь мир покорится страстной проповеди Павла, восторженной метафизике Иоанна, и под знамя Христа стекутся все искатели истины, от «нищих духом» до глубочайших мыслителей, носителей мировой тоски Богоискательства?

Мы знаем, как ответила история на этот вопрос. Иерусалимской общине суждено было недолго стоять во главе христианства, и ее верность иудейским традициям повлекла за собой крушение ее авторитета вместе с гибелью иудейства и падением Иерусалима. Как известно, иудеи, доведенные до безумия мессианскими грезами, затеяли в 66 г. по Р. X. восстание против римского владычества. Застигнутый врасплох небольшой римский гарнизон был перебит, и первые частичные успехи окончательно опьянили иудеев, но вызвали против них общее озлобление, закончившееся страшным еврейским погромом в Египте, Киренаике и по всему юго-восточному побережью Средиземного моря, а также на о. Крите: число убитых иудеев определялось в несколько сот тысяч. Между тем римская власть, оправившись от внутренней смуты и быстрой смены, после смерти Нерона (в 68 г.), трех императоров в течение одного года, наконец энергично принялась за расправу в Иудее. Военными действиями руководил опытный и талантливый полководец Веспасиан; по возведении же его на императорский престол (в июле 69-го г.) он поручил ведение войны и примерное наказание иудеев своему сыну Титу. Иудейские мечтания были рассеяны огнем и мечом; наконец, в августе 70 г. Иерусалим, взятый с боя после ужасной длительной осады, был разрушен до основания.

Небольшая горсть людей, составлявших христианскую общину, оставалась в стороне от экзальтации своих соплеменников и их отчаянной попытки сбросить чужеземное иго; вовремя покинув Иерусалим и удалившись за Иордан, в небольшое местечко Пеллу, христианская община избежала страшной бойни. Но моральное значение ее погибло вместе с Иерусалимом и со всеми сионскими традициями. Нить, связующая христианство с иудейством, оборвалась. Уже не могло быть поклонения «Богу Авраама, Исаака и Иакова», Давида и Соломона «во дворах дома Его» в Иерусалиме: на месте благоговейно почитаемого храма водворилась «мерзость запустения», — и иудейская традиция потеряла свою реальную силу, свою власть над сердцами.

Бывшая столица иудейства навсегда утратила свое значение в истории христианства. Когда, в 30-х годах II века, новое безумное восстание иудеев под предводительством Варкохеба[79] было подавлено и потоплено в крови, жалкие остатки Иерусалима были окончательно сравнены с землею, и на месте его, по повелению императора Адриана, началось создание нового города, получившего название Aelia Capitolina (или Aelius Adrianus, в честь императора). Но с этим чисто римским городом уже не было связано никаких иудейских традиций, и тотчас образовавшаяся здесь христианская община не имела никакой преемственной связи с прежней иерусалимской; она составилась из христиан-неиудеев, и первым епископом ее (с 136 г.) был эллин Марк. Иудеи же подверглись запрету селиться на месте бывшей их столицы, и этот запрет распространялся на иудео-христиан, придерживавшихся обрезания. Да и без этих ограничительных мер со стороны светской власти сближение христианства с остатками бывшей иерусалимской общины было немыслимо: во II веке иудео-христианство уже оказалось в положении еретической секты, отпавшей от чистоты христианского учения. Вырвавшись на свободу из тисков иудейства, христианство уже начинало тогда забывать о своем происхождении, и недалеко было то время, когда для объяснения самого существования «евионизма» христианские ересологи пускали в ход догадку о мифическом еретике «Евионе», будто бы основавшем секту своего имени.