В поисках Божества

Мы далее вернемся к обзору всей этой «отреченной» литературы; пока ограничимся констатированием факта, что до конца II века не могло быть и речи о строгом определении «каноничности» той или иной книги. Признание авторитета книги и пользование ею при богослужении носило более или менее местный характер, зависело от устойчивости создавшейся вокруг нее традиции. Нельзя забывать, что некоторые книги, впоследствии отвергнутые Церковью, имели за собою непререкаемый авторитет старины, что некоторые евангелия, не попавшие в церковный канон по догматическим соображениям, по древности не уступали каноническим евангелиям — быть может, даже были написаны раньше их. Мы знаем, что введение к каноническому евангелию от Луки начинается с упоминания о других, более ранних, евангелиях: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, — то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен…» (Лк. I, 1–4). Быть может, здесь имелись в виду т. наз. евангелие Евреев, евангелие двенадцати Апостолов и евангелие Египтян[155]; эти евангелия во всяком случае восходят к древнейшим временам христианской письменности. Дошедшие до нас отрывки их (вернее, краткие цитаты) настолько незначительны, что мы не можем судить о степени отдаленности их от евангелий, удержавшихся в каноне; с уверенностью можно лишь сказать, что эти евангелия, равно как евангелие Петра и известные нам лишь по названиям евангелия Филлипа, Варфоломея и другие, отличались от наших синоптических евангелий крайне мистическим направлением, которое и было причиной недоверия к ним со стороны Церкви.

Особым запросам христианского сознания отвечали евангелия, содержавшие сведения о малоизвестных периодах жизни Иисуса Христа (например, евангелие Фомы, переработанное затем в «Евангелие Детства Иисусова», евангелие Иакова, известное позже под названием «Протоевангелие», и другие), и некоторые евангелия, содержавшие якобы эзотерическое учение Христа и ходившие по рукам лишь среди посвященных. В мистической книге «Pistis Sophia», содержавшей беседы воскресшего Христа с его учениками и ученицами, сказано, что Апостолам Филиппу, Фоме и Матфию было повелено записывать эти таинственные беседы, в которых полностью заключалось спасительное Откровение. Этим трем Апостолам, следовательно, приписывались евангелия, оставшиеся неизвестными в церковных кругах потому, что ими пользовались «посвященные» крайне мистических сект христианской древности. Мы увидим далее, что в каждой такой секте имелось особое «евангелие», дававшее желаемое освещение учению и Личности Христа, — что каждый из великих учителей, создавших особое течение христианской мистики, ссылался на письменную или устную традицию, хранителем которой он являлся и в которой будто бы содержалось подлинное, сокровенное от профанов учение Христа.

Эти-то евангелия и мистические откровения, окруженные особой тайной и оберегаемые от непосвященных, получили впервые название апокрифов, и название это впоследствии было распространено на всю вычеркнутую из канона христианскую литературу.

С обозначением какой-либо книги словом «апокриф» вначале не было связано представление о вредном или еретическом ее направлении, или о ее подложности. Алокрофос; означает просто тайный, сокровенный; применение этого слова к известной книге указывало лишь на то, что она хранилась в тайне и содержание ее не было доступно непосвященным. Но с течением времени и по мере усиления авторитета Церкви возрастало недоверие церковной власти к этой тайной литературе, и недоверие это перешло наконец в открытую вражду. Предстоятели Церкви прекрасно сознавали, что авторитет церковной власти не мог прочно установиться, пока верующие сами могли черпать указания и откровения из документов, не подлежащих огласке, но окруженных особым престижем таинственности. Борьба с апокрифической литературой, в тесном смысле этого слова, была сперва лишь борьбою за авторитет Церкви в догматических вопросах: в целях укрепления этого авторитета Церковь провозглашала себя хранительницею истинной христианской традиции и отвергала значение всех тех документов, которыми она сама изначально не пользовалась. Но с течением времени и с обострением вражды между церковным христианством и его мистическими разветвлениями все те книги, на которые могли опираться доводы крайних мистиков, были вытеснены из обихода и отброшены в разряд «апокрифов», подвергшихся огульному осуждению; самое понятие о «таинственной» книге приобрело особый смысл и стало означать книгу вредную, искажающую истину и притом запятнанную подлогом.