ВМОРО, учрежденная в ноябре 1893 г. в Салониках небольшой группой единомышленников (молодыми представителями местной интеллигенции), превратилась во влиятельную организацию с разветвленной структурой, уставом, а также определенным набором идеологических установок. Территория Македонии была поделена членами ВМОРО на 80 революционных округов. Во главе каждого из них был поставлен воевода, которому в случае чрезвычайной ситуации предписывалось мобилизовать местное население[292]
.По воспоминаниям одного из основателей ВМОРО X. Татарчева, основной целью организации провозглашалось достижение автономии, а не прямое присоединение Македонии к Болгарии, поскольку последнее могло вызвать дополнительные осложнения в отношениях с великими державами, соседними балканскими государствами и Турцией. Тем не менее Татарчев не исключал возможности интеграции Македонии в состав Болгарского княжества, отмечая, что в случае не-реализации этого плана она могла быть превращена в связующее звено будущей федерации балканских народов[293]
.ВМОРО нельзя было назвать в политическом и идеологическом плане гомогенным образованием. Внутри нее оформилось два крыла: первое, националистическое, высказывалось за координацию действий с ВМК и тесное сотрудничество с князем Фердинандом и болгарским генеральным штабом; второе, демократическое, ратовало за создание автономной Македонии в границах Балканской федерации[294]
. Что касается Верховного македонского комитета, то он был организован в 1895 г. в Софии македонскими эмигрантами и стоял на позициях прямой аннексии Болгарией Македонии.К началу XX в. положение в балканских вилайетах Турции, по свидетельству очевидцев, было критическим. Еще в 1898 г. германский посол в Константинополе А. Маршалль фон Биберштейн в разговоре со своим британским коллегой указывал на высокую вероятность восстания в европейских провинциях султана, что, по его мнению, вновь могло дать толчок дезинтеграционным процессам на территории Османской империи[295]
. Западные консулы отмечали существовавшую взаимосвязь между македонскими и армянскими революционными комитетами[296]. Таким образом, антитурецкие движения не были изолированным явлением на периферии Османской империи, а приобретали всеобъемлющий характер.Из донесений самих турецких чиновников явствует, что они знали о ведущейся подпольной деятельности македонских комитетов[297]
. Однако раскрытие османскими властями сети подпольных организаций не означало их отказа от революционной борьбы. По утверждению Дж. Бьюкенена, британского дипломатического агента и генерального консула в Софии в 1903–1908 гг., с рассекречиванием деятельности комитетов поменялись лишь их методы: ВМОРО трансформировалась в террористическую организацию, чьи постановления осуществляли военизированные отряды[298].На протяжении 1902 – начала 1903 г. в Македонии вспыхивали отдельные восстания, носившие преимущественно локальный характер. Западные журналисты писали о возбуждении, царившем в европейских вилайетах. По своему накалу ситуация, как констатировали корреспонденты «Таймс», была сравнима с событиями 1875–1876 гг. в Боснии и Герцеговине[299]
.Вена и Петербург, позиционировавшие себя в качестве «наиболее заинтересованных сторон» в делах Балканского полуострова, избегали делать заявления о необходимости проведения в Македонии глубоких преобразований, которые могли привести к изменению политико-правового статуса европейских вилайетов султана. Разработанная в духе соглашения 1897 г. министрами иностранных дел России и Австро-Венгрии В.Н. Ламздорфом и А. Голуховским Венская программа реформ (февраль 1903 г.), носила довольно умеренный характер. В ней предусматривались такие меры, как (1) назначение в Македонию на определенный срок главного инспектора, который не мог быть отправлен в отставку без согласования с державами; (2) прикрепление иностранных специалистов к полиции и жандармерии[300]
; (3) амнистия политических заключенных; (4) использование доходов трех вилайетов на местные нужды под контролем Имперского оттоманского банка; (5) реформирование десятинной системы[301].Примечательно, что проект Ламздорфа-Голуховского не вызвал отрицательной реакции со стороны Порты. Султан, по сообщению О’Конора, ожидал, что Австро-Венгрия и Россия потребуют от него проведения более радикальных реформ[302]
. Порта даже предписала высшим должностным лицам империи выказывать благосклонность к представителям тех держав, которые на тот момент были заинтересованы в поддержании статус-кво в регионе[303].