Свами некоторое время молчал.
…Я встретил его впервые несколько лет назад в этих же горах. Тогда я ощутил бесконечную близость с этим человеком и думал остаться с ним в горах. Но каким-то образом я знал, что мне следует спуститься вниз и вернуться к своей жизни, и он знал это не хуже меня. Однако во время медитаций я мог закрыть глаза и ощутить присутствие его хижины, словно был там наяву.
Свами Джанананда бродил по горам, словно лев. Он был очень кроток и миролюбив, все сущее было его друзьями. Он был свободен. Торговцы и жители холмов приветственно махали ему руками. Ему салютовали и садху, хотя он даже не был индусом!
Он родился в швейцарских горах и в довольно юном возрасте посетил шоу одного провидца. Тот доставал из шляпы имена пришедших к нему людей и предсказывал им будущее. Вытащив карточку с именем Свами, он встал, подошел к столу, за которым сидел мальчишка, и сказал: «Я одно тебе скажу: очень скоро твоя жизнь резко изменится». Вскоре после этого будущий свами наткнулся на работы Парамахансы Йогананды. Прочитав их, он написал в Калькутту, где располагался ашрам, о том, как глубоко потрясло его это учение, и он чувствует, что должен узнать его из первых уст. Прошло еще немного времени, и он отправился в Индию, не взяв с собой ничего, кроме одежды и зонта, одолженного ему одним близким другом. Однако, добравшись до Индии, он отправил зонт по почте обратно. Тем временем его мать, обеспокоенная отъездом сына, написала письмо доктору Карлу Юнгу с просьбой помочь справиться с ситуацией. Юнг ответил, что ей не о чем беспокоиться – это естественная, временная фаза в развитии. Свами так и не вернулся…
Мы сидели до обеда. Ветер взъерошивал полевые цветы и травы, мы чувствовали себя в колыбели мирной гималайской стихии. Даже в периоды весенне-летнего таяния Гималаи сохраняли хладнокровное спокойствие. И это естественно, ведь горы эти были Шивой, пребывающим в медитативной позе.
– Все ритуалы принадлежат внешнему миру, – объяснял Свами. – Бог, пуджа и тому подобное… во внутреннем мире всегда тишина. Может, медитация и не подарит тебе сверхъестественного опыта, но она приведет тебя в состояние тотальной восприимчивости и открытости, в которых только и возможен поток интуиции. Где-то неделю назад сюда приходил мальчишка. Он был очень проницательным, его отец – служитель культа. Он сказал мне: «Свами, каждый пытается кем-то стать…» – Свами заглянул мне в глаза и продолжил, понизив тон: – И я говорю тебе: будь никем, отбрось все тела – физическое, астральное, каузальное, пока не останешься полностью один.
Позднее, уже в хижине, Свами спросил меня об академии Браджа. Я долго восхвалял этот очаг знания, построенный по образу и подобию платоновской академии, рассказывал о планах возрождения наследия Браджа, о воссоздании собраний древних рукописей и предметов искусства.
Свами залился звонким смехом.
– Стоит ли строить то, что так и норовит разрушиться? – Он долго, но совершенно беззлобно, смеялся. – Организация ведет к дезорганизации. Это не значит, что я против всего этого, но для йога любую внешнюю работу лучше совершать внутри. Шрипад Бабаджи – великий махатма. Он мог бы сидеть в какой-нибудь пещере. Ему нет нужды ни в каких академиях. Это просто его лила.
Солнце начинало исчезать за облаками, упираясь сквозь них в землю разноцветными лучами. Я посмотрел на этого удивительного человека с накинутой через плечо выцветшей оранжевой тканью. Он совершенно ничего не боялся. Он уверенно сидел на своей циновке и протяжно пел: «А-А-О-У-У-М-М-М», – его голос звучал так же, как колокол в одной из христианских школ Миссури. Я последовал его примеру и начал медитировать. Мысли рассеивались в этой тишине. Комнату наполняла энергия, формы внешнего мира исчезали одна за другой, оставляя после себя покой и безграничное пространство. Джнанананда редко использовал слово «медитация». Вместо этого он говорил о «пребывании в
На следующее утро я рано проснулся. Вода в горах была ледяной. Я опрокинул на себя пару ведер, напевая при этом «Ананта Хари ОМ» так же, как напевал ее Свами после медитации прошлым вечером. Когда я направился к хижине Свами, солнце уже показалось из-за гор, и его лучи согревали холодный воздух и смягчали дуновение ветра. Он сидел в полной тишине, в джнане. Сквозь горный ветер проносились мелодичные птичьи голоса.