Побродив немного по двору, Крон решил заглянуть в церковь. Дверь была открыта настежь, и он вошел. Внутренность церкви освещалась дневным светом, скупо пробивавшимся через узкие купольные окна. Однако, несмотря на недостаток света, помещение казалось довольно просторным. Его стены были расписаны фресками. Краски на них выцвели и местами потемнели от свечной копоти, но сюжеты росписей были занимательными. Благолепные лики святых словно напоминали о земной тщете. Внимание Крона привлекла сцена, где человек маленького роста забивает деревянные клинья в подножье креста. Его фигура казалась как-то странно вывернутой, а руки переставленными местами.
– Приветствую вас, – раздалось у Крона за спиной. Он узнал отца Георги, того самого монаха, что проводил его до деревни. – Рад снова видеть.
– Знаете, отец Георги, я все время думал над вашими словами: «не холоден и не горяч».
– И что надумал? – улыбнулся монах. В отличие от отца Никоса, он был гораздо мягче и проще.
– Пока ничего.
– Ладно, еще будет время подумать. Пойдемте пока храм покажу.
Каменный пол белел от птичьего помета. Крон поднял голову. Вверху, под самым куполом, ворковали голуби. Монах достал из кармана хлебный мякиш, размял его в руке и бросил крошки на пол. Голуби зашумели, суматошно хлопая крыльями, и все разом слетели вниз.
– Брат Никос сердится, что я прикармливаю в храме голубей, – улыбался отец Георги, продолжая крошить хлеб, – говорит, что много гадят, да и шумно от них бывает. Ну а как их отсюда изгонишь? Голубь-то ведь птица божья.
Голуби без боязни сновали у самых их ног, проворно подбирая рассыпанные крошки и быстро притопывая лапками. Отец Георги вытянул руку и негромко присвистнул. Рыжий хохлатый голубь вспорхнул и сел на ладонь, в которой для него был приготовлен мякиш. Следом за ним подхватились другие, они окружили монаха, садясь ему на руки, плечи, голову.
– Видите, совсем ручные, – глаза отца Георгия светились радостью. – Ну, все, довольно, летите, а то мне снова из-за вас достанется. – Он хлопнул в ладоши, и стая разом, как по команде, вспорхнула и сизым вихрем поднялась снова вверх. – Такая вот у меня слабость, – словно повинился он. – А у кого их нет, слабостей-то? Вон брат Лука тот на грядках разные цветы выращивает. Любит он их. Отец Никос говорит, что суетно все это. Отвлекает от Бога. А я думаю, что не суетно. Невозможно любить Бога и не любить его творений. С такой любви ко всякой божьей твари и начинается любовь к Богу.
За высокой аркадой, увенчанной рядом полукруглых арок, ютился небольшой скромный алтарь, окруженный деревянной балюстрадой. Справа алтаря у самой стены красным светом горела лампада. Монах зажег от нее две толстые, пахнущие медом свечи и дал одну Крону.
– А теперь пойдемте, я покажу вам келью схимника, – отец Георги снял с пояса связку ключей и открыл тяжелую дверь, находившуюся в боковой пристройке. Отодвинув громоздкую крышку люка, под которой оказался вход, монах осветил каменные ступени и начал по ним спускаться. – Идите за мной! Только осторожно! Пригните голову!
Изнутри обдало сухим холодом каменного подвала. Они прошли недлинный тоннель и через арочный вход попали в замурованное помещение, напоминавшее склеп. Стояла глубокая тишина, казалось, копившаяся здесь веками. Монах обвел свечей по углам. Слабый свет скользнул по выщербленным каменным стенам и замер на деревянных стеллажах. Крон увидел ровно выложенные ряды черепов. Тут же под стеллажами тускло белели груды костей.
– Кто были эти люди? – Крон поморщился, ему стало не по себе.
– Трудно сказать. Возможно, святые мученики, пострадавшие за веру. Когда восстанавливали монастырь, нашли захоронение, – пояснил отец Георги, – найденные кости перенесли сюда. Раньше здесь была келья схимника. Этот вход был заложен, только вверху оставался проем, через который спускали затворнику воду и еду. Со временем надобность в таком помещении отпала, и вход снова пробили. Теперь мало кто способен совершать подобные подвиги. Нынче и монастырь не тот и монахи не те, что были раньше. Я сам не раз пытался жить по уставу прежних монахов, но, увы, не выходит. Слишком избалованы мы благами современного мира. У нас вон и огород свой есть, и из города продукты привозим, и от помощи мирян не отказываемся. А они ничего не сеяли, питались кореньями всякими, да тем, что дикая природа давала.
После вечерней трапезы отец Никос позвал Крона в беседку. За лиловыми гребнями гор еще виднелся край раскаленного солнца. Его пурпурные лучи тихо угасали в кронах деревьев. Длинные тени уже легли на монастырский двор. Предчувствуя близкую ночь, заливисто распелись птицы.
– Ты, как видно, из военных? – Спросил отец Никос, поглядывая из-под густых бровей.
– Да, – Крон кивнул головой, – а как догадались?
– Не так уж трудно догадаться. Ты же в прошлый раз о войне и страданиях говорил. Я сам воевал в абхазскую, и мне хорошо известно какие занозы оставляет в душе война.