В поисках своего ковчега

– Прости, брат, совсем окоченел, – сказал виновато Вахак, – сейчас помогу и тебе согреться. – Он подбросил в костер веток и подтянул Али ближе к огню. – Потерпи, будет немного больно. – Освободив от обмоток ноги Али, он растирал их до тех пор, пока они совсем не отогрелись.

Они лежали возле костра в полном блаженстве. Сырые ветки потрескивали и дымились. Вход в пещеру был заложен, и клубы дыма поднимались вверх, просачиваясь куда-то через щели в своде. Только внизу, у самой земли, было сносно. Вахаку представлялась его тесная келья с теплым медовым запахом воска. Как бы ему сейчас хотелось очутиться там. Вернется ли он туда, или сгинет среди этих мертвых скал? А если вернется, впустят ли братья его обратно, простят ли своеволие? О, с каким усердием он совершит покаяние, с какой покорностью примет любое наказание! После всех испытаний его не страшил гнев владыки. Оставалось только отыскать ковчег, и он был почти уже у цели.

Вахак пробудился на рассвете. Осторожно разобрал камни, которыми загораживал вход, и вылез из пещеры. Зубчатые верхушки скал еще дремали в туманной мгле, сквозь которую едва пробивались розовые лучи рассвета. Небо было чистым, без единого облачка. От вчерашней пурги, казалось, не осталось и следа. Снег покрывал только макушки кряжей, но из ущелья его как будто кто-то вымел за ночь, оголив черные камни. Вахак протер заспанные глаза. На уступах скал сидели орлы, жадно высматривая что-то в каменных осыпях ущелья. Где-то совсем рядом перекликались сиплыми голосами улары. Вахак улыбнулся поднимающемуся из-за горизонта солнцу. Нет, и среди этих мрачных скал есть жизнь! Он размял ноющие кости и вернулся в пещеру.

– Прощай, Али! – Монах растолкал спавшего приятеля. – Если к завтрашнему вечеру не возвращусь, то считай, что сгинул. А ты немного отлежись здесь и, если меня не будет, уходи. – Он достал из котомки лепешку, разломил ее пополам, одну половину засунул обратно в котомку, другую отдал Али. То же самое он проделал с куском сыра, раздобытого у пастухов. У него еще оставалась тушка куропатки, но он подумал, что она ему ни к чему, и решил оставить Али. – Ну, вот! Еды у тебя достаточно, дров для костра тоже хватит на какое-то время. – Он расшевелил тлеющие угли и подкинул веток в очаг. – Только огню не давай угаснуть. Береги тепло.

Вахак взял свою полупустую котомку и вылез наружу, завалив за собой камнями вход в пещеру. Осмотрелся по сторонам, запоминая очертания скал, и двинулся вверх по ущелью. Он долго шел наугад, сбившись с пути из-за вчерашней пурги, и не зная, куда приведет его эта расщелина. Поднимаясь все выше и выше, наконец, вышел на широкую террасу. Здесь решил осмотреться. Впереди виднелись покрытые снежниками скалы, справа от них зияла глубокая пропасть. «Вроде бы все так, как говорили пастухи, – размышлял он, – значит нужно идти вдоль края пропасти вверх по склону».

Узкая тропа прижималась к отвесной скале, нависавшей над самой пропастью. У Вахака закружилась голова, когда он взглянул вниз. Дна видно не было, только чернели каменные глыбы, нагромождавшие бездну. Из расщелин прорастали кривые хилые деревца, цепко хватаясь корнями за каменистую безводную почву. Солнце взошло уже высоко, разогнав утреннюю дымку. Впереди сквозь легкие облака прорезывался ледяной пик Арарата. Воздух был прохладным, еще ощущалась вчерашняя пурга.

Потеплело только к полудню. Вахак все шел и шел, не позволяя себе отдыха. Ему хотелось как можно быстрее обогнуть пропасть. Недобрая слава тянулась об этих местах. Нередко здесь случались обвалы, да и бездна поглотила ни одного путника. Сама тропа была полна неожиданностей, она то расширялась так, что могла вместить повозку, то вдруг за изломом становилась совсем узкой, и монаху приходилось ползти над самою бездною, вплотную прижимаясь к скалам.