В поисках своего ковчега

Но все адреса, по которым ее направила улыбчивая девица из агентства, оказались липовыми. Ей либо не открывали двери, либо отвечали, что квартира не сдается или уже давно сдана. Тщетно она пыталась дозвониться в агентство, на ее звонки никто не отвечал. Ирму душили слезы, она корила себя за свою доверчивость, ей было стыдно смотреть в глаза своим детям. Близилась ночь, а им снова не было где ночевать.

– А-а-а, интеллигентная, – встретила ее насмешливо Любка, – что, снова пришла? Так, гляди, здесь и пропишешься.

Она как будто напророчила. Ночью Ирма снова боролась со сном. Неприятности тяжелого дня еще переполняли ее, а страх перед тем, что может произойти, если она уснет, заставлял ее бодрствовать. Ежеминутно раздавались какие-то звуки: то дадут гудок локомотивы, то заскрипят тормоза вагонов, то прошипят электронные информаторы, оповещая о прибытии и отбытии поездов. Чтобы не уснуть, Ирма пыталась цепляться за эти звуки. Как только сон накатывался на нее, она вздрагивала, открывала глаза, осматриваясь вокруг, и, не обнаружив никакой опасности, снова опускала голову, прислушиваясь к звукам. Но, в конце концов, усталость взяла свое, и Ирма погрузилась в глубокий тяжелый сон, забыв обо всех опасностях.

Проснулась она от какой-то возни и криков, и испугалась, что проспала очень долго. За окнами уже брезжил рассвет. В зале завязывалась драка, двое бомжей что-то не поделили между собой и катались по полу, царапаясь и кусаясь. Ирма посмотрела на детей, шум не разбудил их, и они мирно спали, вздрагивая во сне. Дерущихся тут же разняли милиционеры с резиновыми дубинками, и сразу же началась проверка документов и проездных билетов.

– Вот сволочи, – злилась Любка, – нашли место для разборок. Теперь всех, кто без билета на улицу выгонят.

Ирма потянулась к сумке, чтобы достать свой паспорт, но под боком, где она ее прятала, сумки не было. Остался только обмотанный вокруг руки длинный ремешок.

– Эй, подруга, очнись! – Любка хлопала Ирму по бледным щекам. – Милиция! Здесь женщине плохо!

– Деньги…документы…сумку украли, – простонала Ирма.

– Вот курица, – выругалась Любка, – говорила же тебе, под кофту прячь.

– Пойдем в отделение, заявление напишешь, – предложил без особого энтузиазма милиционер.

– Как я пойду? – Ирма показала на спящих, прижавшихся друг к дружке детей. – Я утром напишу. Все равно уже не найдете.

– Ну, как знаете, – облегченно выдохнул он.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло, – ухмыльнулась Любка, когда милиционер ушел, – нас с тобой теперь хоть на улицу не выгонят. – Да не реви ты! Твои слезы здесь никому не интересны.

Ирма бессильно опустила голову. Тупое отчаянье сжало ее в своих тисках, не оставив ни надежды, ни выхода. Она вдруг осознала, что ей не под силу теперь выбраться из этого тупика, как не под силу было другим, застрявшем на этом вокзале на годы. Медленно, но неотвратимо она становилась одной из них…

– Девушка, поймите же, я не могу так долго ждать, – пыталась достучаться до сознания паспортистки Ирма, – мне срочно нужны документы…

– Здесь всем срочно нужны… вы не одна такая… – раздражалась она, – ваши документы будут готовы через месяц.

– У меня дети на улице живут, – чуть ли не плакала Ирма, – я оказалась в безвыходной ситуации. Ну что же мне делать?

– Откуда мне знать, что вам делать, – оставалась непреклонной паспортистка, – понаехали и качаете здесь свои права. А нам что разорваться? Не задерживайте очередь! Давайте, что там у вас! – Обратилась она уже к высокому плотному мужчине, стоявшему за Ирмой.

Мужчина неуверенно протянул паспортистке заполненные бланки и виновато посмотрел на растерянное лицо Ирмы. Ей стало невыносимо стыдно. Прожив неделю на вокзале, она перестала заботиться о своей внешности, и теперь, как казалось ей, вызывала в окружающих только брезгливость и презрение. Совсем новый жакет и кожаные туфли она выменяла у Любки на еду, и теперь стояла в старой вытянувшейся кофте и резиновых тапках. В Любкин «гардероб» ушло и два платья, пара чулок, футболка и джинсы – все, что у нее было из личных вещей. Единственное, что на ней осталось своего и говорило о благополучном прошлом – сережки с сапфирами. Это был подарок Максима, и она никак не могла с ними расстаться. Пришлось продать телефон и даже обручальное кольцо, но сережки были частью ее, и добровольно лишиться их, все равно, что отрезать себе ухо или палец.

Ирма взяла за руки детей и угрюмо побрела к выходу. Месяц! Еще целый месяц ей с детьми ютиться на вокзале. Жить по-волчьи, одним животным чутьем, и каждый раз ждать опасности от любого, такого же неприкаянного и бездомного, как она сама. Она там уже знала всех в лицо, и все же эти люди, живущие на вокзале, оставались для нее опасными. Опасным был и весь мир.

– Подождите! Не уходите! – Услышала она за спиной. – Это я вам говорю, девушка с детьми!

Она оглянулась. Ее догнал тот плотный мужчина, что стоял за ней в очереди.

– Что вам нужно? – Напряглась Ирма, готовая в каждую секунду отразить опасность.

– Я могу вам помочь… с документами…, – отдышавшись, сказал он.