Когда пепел исландского вулкана заполнил воздушное пространство над большей частью Европы, я был в Кейптауне между двумя перелетами. Мы с коллегами планировали остаться в Южной Африке на две ночи, но вернуться домой смогли лишь через десять дней, да и тогда мы узнали, что вылетаем, буквально за несколько часов до отправления. В те десять долгих дней мы развлекались, представляя Европу без авиации. Как же нам теперь добраться домой? Я никогда так явственно не ощущал огромности Африки и всего мира, как в те дни, когда внезапно лишился доступа к машине, что перенесла меня через Черный континент. Мы размышляли, как можно проехать по Африке наземным транспортом. Что там с железной дорогой Кейптаун – Каир, она еще действует? Или, может, сесть на мотоциклы, проехаться по западному побережью, добраться до Касабланки и ждать там, как беженцы, в грязной и рваной униформе, возможности попасть в Европу? Наш беспомощный 747-й томился на стоянке в аэропорту Кейптауна. Мы шутили, что стоило бы позвонить в Лондон и попросить разрешения подняться в воздух и пролететься с туристическими целями над горой Столовой, или над намибийским Берегом Скелетов, или даже над водопадом Виктория.
Мы со вторым пилотом хорошо поладили. По утрам мы выезжали на автомобильную прогулку, мало-помалу исследуя Западно-Капскую провинцию. Мы разговаривали о полетах и о жизни, а в очередной раз услышав из новостей, что небо над Европой все еще не очистилось, мрачно ухмылялись и начинали обсуждать варианты досуга на следующий день. С тех пор я ни разу с ним не летал, но благодаря случившимся где-то далеко в Северной Атлантике вулканическим выбросам он стал мне таким же близким другом, как остальные мои коллеги. Если мы снова встретимся в кабине 747-го или в ресторане какого-то отдаленного мегаполиса во время очередной нелетной погоды, нам будет что вспомнить.
Я часто встречаю пилотов, чья семейная история тесно связана с историей авиации: отец был инженером в «Конкорде», двоюродный дед – ас Второй мировой, дед летал в какой-то знаменитой, а ныне полузабытой компании – предшественнице нашей. Бывает, что пилоты вступают в брак с другими пилотами или бортпроводниками и иногда даже летают на одном рейсе. В моей компании двое пилотов – родные братья, а еще две летчицы – сестры. Порой вместе летают отцы и сыновья; недавно я слышал, что с одним нашим капитаном летела вторым пилотом его дочь.
Однажды я летел с пожилым командиром экипажа, который, помимо официального бортового журнала, вел еще и собственный бумажный дневник. Я спросил, что он туда записывает, и он ответил: все свои вылеты, а также имена коллег и иногда – рассказанные ими истории. Не важно, встретятся ли они снова на одном рейсе – не хотелось бы их забывать. Ведя записи, он сможет держать в памяти дни, лица, интересные случаи из своей долгой карьеры – немногие пилоты могут этим похвастаться. Такой дневник – большая редкость, так что он послужит нам обоим: я старого капитана тоже не забуду.
Сам я таких дневников никогда не вел, но в первые несколько лет работы пилотом у меня был старомодный бумажный бортовой журнал в матерчатом переплете, где надо было фиксировать официальные данные. В этой тяжелой книге я помечал время и дату каждого полета, имя капитана, регистрационный номер, данные воздушного судна, аэропорты вылета и прибытия, а также указывал, летел я ночью или днем.
Как-то раз, незадолго до смерти моей матери, я решил перейти на электронный носитель. Дело было под Рождество, я был дома в Массачусетсе, так что мы с мамой часто ходили в кофейню, которая нравилась нам обоим, и часами сидели там, попивая горячий шоколад. Она обычно читала книгу или местную газету, а я забивал в ноутбук рукописные данные о сотнях своих прошлых полетов – мама сочувственно улыбалась, поглядывая на меня, но сегодня при воспоминании о том утомительном занятии меня охватывает почти невыносимая нежность. Часто, наткнувшись в записях на имя коллеги, я поднимал голову от экрана, всматривался в падающий за окном снег и пытался вспомнить или лицо того капитана, с которым летел в Рим, или Лиссабон, или Софию осенним вечером несколько лет назад, или какие-нибудь слова, которыми мы обменялись тогда.
У многих пилотов самые тесные личные отношения складываются не на работе, а во время обучения. Во многих странах, особенно за пределами США, начинающие летчики часто вместе проходят полуторагодичные курсы, после которых, бывает, устраиваются в одну и ту же компанию. Однокашники могут стать друзьями на всю жизнь – ведь они провели рядом восемнадцать месяцев, готовясь к работе, где команда будет меняться постоянно.