В полете. Мир глазами пилота

Во время рутинных переговоров по внутренней сети, связывающей в большом самолете пилотов с бортпроводниками, кто-то из проводников говорит, что одной из их коллег до пенсии осталось буквально несколько недель. Мы начинаем несколько утомительную игру, которая знакома экипажам всех крупных воздушных судов: обзваниваем с десяток станций внутренней связи, расположенных по всему лайнеру, пока не найдем эту стюардессу. Мы предлагаем ей зайти в кабину на время посадки в Лондоне. Подав завтрак, она приходит к нам. Сейчас я – «тяжелый», дополнительный пилот, так что мы с нею сидим за двумя основными пилотами и смотрим, как изгороди Чилтерна змеятся под нашими крыльями, словно трещинки на старой картине маслом, вытесняя из памяти вчерашний ванкуверский вечер и тлеющий закат на снежных вершинах, что окружали место нашего отправления. Я спрашиваю стюардессу, давно ли ей случалось бывать в кабине при приземлении. Нет, отвечает она, давно не случалось. Она рассказывает, что ее муж – бывший пилот 747-го, и на посадку из кабины она не смотрела с тех пор, как он несколько лет назад вышел на пенсию.

Я спрашиваю, удавалось ли им с мужем летать вместе, пока оба работали. Она кивает. С улыбкой она добавляет, что особенно они любили Кейптаун, Сингапур и Гонконг. Я думаю о том «боинге», на котором мы летим, о том, как со временем на пенсию выйдет он, как уже вышел на пенсию муж бортпроводницы, как вскоре выйдет она – да и я когда-нибудь.

Иногда мне кажется, что после многих лет в авиации, где всех коллег невозможно запомнить, а команды распадаются так же быстро, как создаются, люди должны от этого уставать и радоваться выходу на пенсию. Я спрашиваю, скучает ли ее муж по работе. Она отвечает, глядя не на меня, а в окно, где уже показалась Англия. Да, еще как. Он скучает по людям. «Правда? – спрашиваю я. – Скучает по сотням коллег-пилотов, с которыми работал на протяжении всей карьеры, по тысячам бортпроводников, по сотрудникам аэропортов, даже по пассажирам?» «Да, он скучает по всем. По всем и каждому», – смеется она, глядя на Виндзорский дворец, пока мы снижаемся над посадочной полосой и выпускаем шасси.

Я знаком с немногими пилотами других авиакомпаний. По радио мы редко говорим друг с другом напрямую; в основном общаемся через диспетчеров, хотя и их-то на самом деле знаем плохо.

Пилот может научиться распознавать голоса диспетчеров в своем родном аэропорту, даже если он очень оживленный. Однажды я заходил в диспетчерскую вышку в Хитроу и рад был увидеть в лицо обладателей голосов, которые слышу уже много лет и которые сделались для меня таким же узнаваемым атрибутом дома, как Ричмонд-парк или водохранилище Рэйсбери, когда они после многочасового полета по заграницам проплывают в окнах кабины самолета, следующего домой. Но я так и не приноровился различать голоса диспетчеров, работающих в других аэропортах или в пространстве между ними.

Иногда два самолета летят в одно и то же время в одном и том же направлении, но на разных высотах. В таком случае они могут находиться в зоне видимости друг у друга около получаса, пока не подействует разница в скорости и ветре. Иногда я слышу по радио, как один пилот говорит другому, что сфотографировал его самолет, а потом они обмениваются электронными адресами. Я и так люблю снимки самолетов, но фотография воздушного судна, на котором лечу я сам – над Атлантикой, Намибией или Андаманским морем, – это что-то совершенно другое, особенно если получить ее в подарок от другого пилота, с которым я никогда не увижусь. Я до сих пор храню ту свою фотографию, что мой друг и сокурсник сделал в воздухе во время нашего совместного полета над Южной Аризоной.

Часто мы понимаем, что рядом есть другие самолеты, потому что, хотя не видим их, слышим, как их пилоты разговаривают на общей радиочастоте. Ее легко запомнить – 123,45. Чаще всего по ней предупреждают о турбулентности, хотя иногда там можно услышать шутки или обсуждение каких-то необычных природных явлений – метеорных потоков, полярных сияний, удивительной близости Венеры и Юпитера в небе, – всего, что открывается перед пилотами, следующими ночью на восток над темными водами Атлантики. Если вы когда-нибудь просили бортпроводников узнать результат выборов или футбольного матча, то они, вероятно, пользовались именно этой частотой. Когда интернет в небе станет обычным делом, подобные просьбы уйдут в прошлое, станут пилотскими воспоминаниями о старых, слабо компьютеризированных временах.

Однажды я слышал, что в 70-е налоговые органы Великобритании ненадолго не то запретили радиовещание в самолете, не то обложили его высокими налогами, полагая, что им пользуются сугубо для развлечения. Порой на частоте 123,45 раздается музыка; иногда кто-то даже принимается петь, вызывая массу насмешливых комментариев из серии «но ты авиацию все-таки пока не бросай, вдруг в оперу не возьмут».