В понедельник дела не делаются

А главное, на рынке у Витька проблемы вскочили. До последнего времени крутился он там в мясном ряду вроде неформального бригадира грузчиков. Держался на прошлых заслугах.

Раньше Зефир по всей Малеевке гремел, сейчас – больше за счёт языка. Лалы-лалы…

Рынок давал хоть и небольшой, но стабильный приработок.

Витёк сорганизовал ватажку из пьющих мужиков, полубомжей, ради копейки на любое дело согласных. Субботник ли воскресник сгоношить, притащить, утащить… Без трудовых книжек, без договоров, понятное дело, работали.

И вот попёр его с рынка новый смотрящий Борис Молотков.

Он только что откинулся, злой, голодный. До посадки Боб на Фёдоровском вещевом рулил, но оттуда его Клыч нагнал. Здесь на Малеевке масштабы скромнее гораздо и шмотками не торгуют, только жратвой.

С Бобом Витёк пересекался по тюрьме пару раз, на этапе да в «боксиках»[112] в СИЗО. Знал Витёк, что Боб – безбашенный, не только на законы, но и на понятия ему плевать.

Витёк тогда кентовался с Ермилой, царствие ему небесное, вместе жрали в зоне, на «шестёрке». А Боб с Ермилой вусмерть разосрался, весь срок между ними разборки шли.

Как только срисовал в августе месяце Витёк Борьку на рынке, (тот вылезал из убитой красной «шахи»), сразу понял – приплыл. Боб был с пристяжью – Горох-наркот, безбашенный психопат Начальник и ещё какие-то отморозки в бейсболках.

На следующий день Боб заявился к ним, в мясной ряд. Всё такой же – морда шершавая, жвачку чавкает, скульями перекатывает, глазки махонькие медвежьи злобно позыркивают.

– Когда, Зефир, максать[113] будешь за свою самодеятельность?

Даже «привет» не сказал, не то чтоб по-людски за руку поздоровкаться.

– Ты чего, Боб, я тут на общественных началах, – Витёк попробовал хохмить, рожу умильную скорчил, открыл беззубые фиолетовые дёсны.

– Короче, Зефир, платишь штуку в месяц и ты в кадрах. Нет – вали! – Молотков плюнул под ноги и вперевалку двинул дальше меж рядами.

Остановился полюбопытствовать как великан-мясник Серёжа в грязном белом фартуке, утробно хекая, огромным топором повдоль рубил свиную башку.

Сумма была названа заведомо нереальная. Штука в месяц! Торгаши и те только по пять сотен на общее отстёгивают.

Эх, был бы жив Ермила, он бы за кентуху вступился. Не к Маштакову же в мусарню за помощью бежать.

Прикрыл Витёк на рынке свою лавочку, ни ногой туда больше. Знает, Боб два раза не повторяет. Ладно он ещё не догадывается про дружбу, которую Витёк почти десять лет с ментами ведёт.

В «корки» закатал его Птицын Вадим Львович, тогда старший опер на Малеевском посёлке, по «Южной левой» зоне, – если по-ихнему, по-милицейски гутарить.

А кто нынче не стучит? Это только по воле все крутые, пальцы веером, сопли пузырем. А только закроют, за любое послабление, за передачку лишнюю, за свиданку готовы сливать ближнего за милую душу. Кто знает, может, не ссучься тогда Витёк, давно бы закопали на тюремном погосте.

А так оба последних раза откидывался по УДО, спасибо куму Ивану Ивановичу.

Ёшкин кот… можно, конечно, и работать идти. Но с биографией такой козырной да без трудовой книжки нормальной работы не получить. А подсобником на стройке долго не протянешь. Вон братан Валькин зазвал шабашить, погреба выкладывать. Пару дней повалтузил и всё, кранты, в спину вступило… Потом неделю пластом валялся, до сортира добраться не мог, в ведро дудонил.

Порастрачено здоровьишко. Шесть ходок за плечами – это вам не кот начихал.

А тут ещё Николаич в отпуск срулил нежданно-негаданно. Витёк знал, конечно, других оперов, и борзого Борзова и рыжего усача Титова, мог и с ними поработать, но предпочитал по рукам не ходить. Принцип у него такой в последнее время завёлся.

Покумекал Витёк, хрен к носу прикинул и решил прошвырнуться по садовым домикам. Риск небольшой, сезон огородный прошёл. Навара, правда, путного тоже не поимеешь.

Так, на гарнир да на разливное пиво!

Ещё из «горэлектросети» вчера заявились, стращать принялись, что отключат электричество за неуплату, провода отрежут к едрене фене.

А с каких шишей её погасишь, задолженность эту долбаную? Ведь тыща сто тридцать рублей! Дерёт с трудящего люда рыжий Чубайс семь шкур. Сколько, интересно, ныне за киловатту берут? При Лёне Брежневе было шесть копеек…

Под утро отправился Витёк Сидельников, помолясь, на воровской промысел. Неохота на старости лет снова садиться. Много не дадут, однако и условным не отделаешься, раз рецидивист.

А лёгкие и без того не в порядке, да и сердечко пошаливает.

С утра оно посветлее – хоть день и укоротился, не май месяц на дворе, но всё ж не темень кромешная. Да и у ментов в четыре ночная смена заканчивается, только патрули охраны вневедомственной остаются на маршрутах, но так то – в городе.

На воротах в саду коллективном, понятное дело, пост из садоводов-огородников имеется, рассчитанный на голимых дурней. Периметр никакой самый рьяный караульщик не возьмётся обходить. Урожай уже сняли, капуста разве какая поздняя дозревает. До первых заморозков кочаны стоят…