В понедельник дела не делаются

Главная штука: информация была его. Любой мало-мальски просекающий в оперативных делах поймёт, что это – основа.

Остальное, как говорится, дело техники.

– Петрушин поедет! – Вадим Львович определил кандидатуру.

Старший опер межрегионального отделения по раскрытию умышленных убийств Петрушин, ражий вислоусый горбоносый детина, похожий на цыгана, сидел в углу и был по обыкновению сумрачен. Он был из пьющих, что в розыске, впрочем, смертным грехом не считалось. Петрушин показывал приличные результаты раскрытия. Уверенно чувствовал себя в среде маргиналов, основной клиентуры их подразделения. Невозможно было представить его в милицейской форме – в погонах, в брюках мышиного цвета с красным кантом.

Ещё для числа и для того, чтобы ума-разума набирался, Птицын отрядил в группу стажёра.

Сначала планировали найти председателя правления садоводческого товарищества и взять у него списки садоводов с домашними адресами. По одному только рассказу Витька, несмотря на то, что Птицын заставил его нарисовать схему, сложно было понять точное расположение домика, в котором он видел похожего на Фадеева человека.

По версии Сидельникова, он длительное время целенаправленно выслеживал сбежавшего убийцу. Птицын понимал, что агент набивает себе цену. Относился к его россказням легко.

Пусть трындит, был бы результат. А как отрапортовать потом в победной реляции, то бишь в дополнительной информации к сводке, каждому милицейскому руководителю средней руки известно. Тут большого ума не надо.

Выяснилось, что Муратов ориентируется в коллективном саду.

– У меня у матери там участок.

Розыскник быстро разобрался в каракулях Витька. Перевернув листок, наложил его на расстеленный на столе план товарищества, добытый Рязанцевым.

– Вторая линейка… Двести какой-нибудь участок. Красная крыша говорите, Вадим Львович?

Птицын понимал, что шансы их были немногим больше, чем при поиске швейной иглы в стогу сена. Проще всего было операм взять с собой в проводники «Космонавта», но это означало – засветить агента. Такие ходы противоречили постулатам сыска.

– Ничего, товарищ полковник, там всего пятьсот участков.

Найдём, – самоуверенно заявил Тит.

– Надеюсь, – замнач КМ оставался серьёзен.

В одну «Волгу» шарага утрамбовалась еле-еле. Титов на правах командира вольготно, как барин Обломов, развалился на переднем сиденье. Остальные опера, все дядьки немаленькие, назад с матерками втиснулись.

Ветеран милицейской баранки Палыч не на шутку обеспокоился за рессоры и подвеску.

– Да ладно тебе, Палыч, эту рухлядь иначе не спишут, – Титов пересаживался вполоборота, чтобы с коллегами в дороге пообщаться, сиденье под ним с жалостью стонало.

Разбились на две группы. В основную вошли Муратов, – как абориген садового товарищества, Титов и Рязанцев. Петрушин со стажёром Серёгой двинулись по параллельному порядку, на тот случай, если Фадей рванёт задами.

Через полчаса были на месте. Палыча с его тачанкой оставили у ворот, он задрал капот и полёз во внутренности движка.

День сегодня оказался ещё хуже вчерашнего. Промозгло, ветер ледяной бритвой до самой кости резал.

Рязанцев втягивал голову в плечи, старался спрятаться в поднятый воротник куртки. Был он дёрганый, раздражительный.

«Задёргаешься, ёхарный бабай, когда под следствием окажешься ни за грош», – Титов понимал состояние подчинённого.

Испещрённым веснушками кулачищем он толкнул Андрейку в плечо:

– Не кисни, брат! Отобьёмся!

Рязанцев в ответ вымученно улыбнулся. Губы у него ёжились, как у поролонового, и заметно вздрагивали.

Опер ОРО[121] Муратов и в самом деле отлично в коллективном саду ориентировался. Поджарый, вязкий, с развинченной обычно походкой, сейчас он преобразился. Выставив недюжинный нос, он уверенно взял след. Не сбавляя хода, расстегнул под курткой застёжку поясной кобуры.

– Следующий поворот и мы на месте!

В саду было пустынно. Только одна пожилая тётка-пенсионерка, перекапывавшая в зиму свои три сотки, разогнула натруженную спину, наступила ногой на штык лопаты. Внимательно проводила взглядом молодых мужиков, непонятно с какой целью сюда забредших.

– Вроде-ка трезвые…

В островерхую красную крышу впереди ткнул пальцем глазастый Рязанцев. Оперативники ещё прибавили шага, рассредоточиваясь. Муратов сквозь разросшиеся сохлые кусты малины свернул под окошко домика. Титов с Андрейкой взбежали на крыльцо.

Тит с азартом провёл пальцем по дверному косяку. Свежий загогулистый отщеп белел там.

Старший опер предположил, каким образом мог заполучить такую цветную информацию источник Вадима Львовича.

– По домушкам шурудил! Ворю-юга…

Рязанцев упёрся ногой в стенку, обеими руками ухватился за ручку, пробуя её на крепость, – вроде ничего; и, вытянув губы гузкой, дернул дверь на себя. Рывком распахнул её настежь. Титов, пригнувшись, вбежал внутрь.

– Лежать смирно! Милиция!

Андрейка залетал следом, носком ботинка зацепился за порог, едва не загремел, натолкнулся на своего старшего.

Тот засовывал ствол под мышку, в кобуру.

– Ноль по фазе!