В русском жанре. Из жизни читателя

Репрессированный отец, друг Михаила Бахтина, близкий знакомый Пастернака, Белого, Есенина, первый редактор сочинений Блока — красавец в галстуке-бабочке. О послед­них днях Медведева сохранилось свидетельство Николая Заболоцкого : «П. Н. Медведев не только сам не поддавался унынию, но и пытался по мере сил подбодрить других заклю­чённых, которыми до отказа была набита камера». Павел Николаевич Медведев был расстрелян 17 июля 1938 года. Место захоронения неизвестно.

А дочь играла волевых колхозниц! Правда, порода в лице выдавала не крестьянские корни, но каково всё это в целом...

***

Увлёкся в последнее время скачиванием старых песен.

Ниже — о специфическом сталинском аспекте, а снача­ла о том, что находятся ещё не ставшие слава богу, стары­ми ТВ-эрнсто-песнями о главном: прелестный «Мишка», за «пошлость» которого Рудакова и Нечаева тотчас расхлестала пресса. Или: многие ли знают сейчас дивные мелодии «Ал­банского танго» или «Бакинских огней»?

К сожалению, проклятая память достаёт из детства и непре­менные дворовые переделки их текстов. Так, вместо «Мишка- Мишка, где твоя улыбка?» стали горланить: «Мишка-Мишка, где твоя сберкнижка?», в «Албанском танго» строку «Гляжу на опустевшую аллею / И грустно отчего-то я не знаю...» заме­нили на: «Гляжу на опустевшую аллею / И грустно отчего-то мне, еврею...» А уж далее были и вовсе неприличности. Вме­сто: «Прости меня, но я не виновата. / Что я любить и ждать тебя устала...» дворовые хулиганы пели: «Прости меня, но я не виновата, / Что для тебя моя великовата...».

Отчего именно такая гадость навсегда застревает в дет­ской памяти? На этот счёт замечательное место есть в мему­арах Наталии Ильиной: услышанные в детстве от эстрадного куплетиста строки «Ваня с Машей в том подвале время даром не теряли» в памяти моей застряли на всю жизнь, сколько прекрасных стихотворных строк ушло, забыто, а эта чепуха десятки лет засоряет голову».

***

Если в предвоенной песенно-патриотической вакханалии преобладали две темы — восхваление Сталина и его сорат­ников.

Нашей песне печаль незнакома,

Веселее её не найти.

Этой песней встречаем наркома,

Дорогого наркома пути!

— или:

Суровой чести верный рыцарь,

Народом Берия любим.

Отчизна славная гордится

Бесстрашным маршалом своим... —

то после войны величальные Сталину начинают теснейшим образом переплетаться с таковыми же — Москве: «Кто сегод­ня поёт о столице, тот о Сталине песню поёт». Песен о Мо­скве с заказными убогими текстами — сочинялись сотни! А композиторы не только безвестные, но и Прокофьев, и Шо­стакович, и Хачатурян. Из поэтов всех перещеголял К. Симо­нов каким-то уже заоблачно былинным, без рифм, слогом:

Сталин, слава о нём — словно грома раскат,

Словно стяг над землёю колышется.

И так скромен он стал, множим имя его.

Громче слава ещё не придумана.

А вот слова якобы народные:

Не вмещает стольких вод ширь Днепра сама,

Сколько есть у Сталина светлого ума!

В небе столько звёздочек нету в синеве,

Сколько дум у Сталина в светлой голове!

Рядом с этим откровенным безумием восторга и простец­кие вирши Антона Пришельца:

Древний Кремль сверкает позолотой,

Не шелохнут веткой тополя.

В Боровицкие высокие ворота

Выезжает Сталин из Кремля.

Вся Москва — великая, родная,

Расцвела под небом голубым.

И по всей столице Сталин проезжает

По широким улицам прямым.

Он заходит в шумный цех завода,

Он с людьми на стройке говорит.

За хорошую, за честную работу

Мастеров труда благодарит.

На этом поле чудес особняком стоит строго обдуманная и очень профессиональная песня Александра Вертинского «Он» («Чуть седой, как серебряный тополь, он стоит, прини­мая парад...»).

Песни же о столице приобретают вполне истерический характер:

Танков бешеный ход,

Эскадрилий полёт.

Сотни сил набирает бензин.

Кто ж их всех напоил, не щадя своих сил.

Это я, Москва, бакинец, твой сын.

Припев:

Ай, хороший город Москва!

Или:

То — не птицы поют высоко в синеве

И не плещутся волны морские.

Это слава гремит о великой Москве,

О столице Советской России!

Любой из нас готов идти по рощам и горам,

Тундрам и снегам, джунглям и пескам.

Любой из нас готов лететь по тучам-облакам,

Поплыть по рекам и морям,

Чтоб только повидать Москву родную...

А вот Вадим Малков дерёт рифму у Есенина:

Где старый дом сутулился

В минувшие века,

Идёт прямая улица,

Как песня широка.

Этот Малков отличался наиболее буйной фантазией: если большинство его коллег воспевали мудрость Сталина в Кремле, то он, как и Антон Пришелец, вывел вождя в на­род:

Ой ты, поле снеговое,

Зимних ветров перевал...

Говорят, что перед боем

Здесь, на поле,

Лично Сталин побывал!

Ой ты, поле снеговое,

Зимних ветров перевал...

Может, здесь, у перелесков

Трубку взял он, закурил,

О делах земли советской

Он с бойцами

По душам поговорил.

Я убеждён, что вместо долгих и нудных дискуссий на тему: что такое сталинизм и как с ним бороться, надо слушать са­мим и давать молодым это безумное песнетворчество.

***