Читаем В садах Эпикура полностью

К приему больших масс пленных все оказалось приготовленным. Всех размещали и неплохо кормили. Мы осматривали некоторые группы на предмет изъятия оружия и некоторых ненужных в плену вещей. Я обзавелся фотоаппаратами (потом я их раздал), часами (для себя, для Жени, для друзей). Именно в то время я конфисковал серебряный красиво гравированный портсигарчик, сохранившийся до сих пор. Конфисковал я штук шесть обручальных колец. (Кажется, в 1947 году мы с Женей нуждались в деньгах. Я забрал кольца и направился в магазин, где скупали золото. Небрежно высыпал их перед скупщиком, я ждал богатства. Скупщик брал кольца одно за другим, капал на них какой-то паршивой жидкостью и возвращал, опять-таки по одному, мне обратно: все они оказались медными.)

Позаботился я и о майоре Чернышенко: добыл ему порядочное количество презервативов. Пленным они явно уже не были нужны, а майор переживал несколько затянувшийся медовый месяц с той красивой связисткой, которая оказалась не по… зубам начальнику Штарма 40.

В это время нам сдался какой-то венгерский генерал со своим адъютантом и двумя чемоданами. Из штаба фронта пришел приказ доставить его туда. Мне дали полуторку, автоматчика, и мы тронулись в путь к Братиславе, близ которой размещался штаб фронта. Миновали большой красивый город Брно (я бывал здесь несколько раз), выехали на лоно природы. Генерал изъявил желание подкрепиться. Мы уселись под развесистым деревом, адъютант достал из чемодана припасы, хороший коньячок. Мы закусили и выпили. Поехали дальше. В штабе фронта я предстал перед переводчиком разведотдела, как и я, старшим лейтенантом. Мы знали друг друга по телефонным разговорам. Теперь встретились. Я сказал, что привез венгерского генерала. «Зачем?» – удивился переводчик. Посмотрев фронтовое предписание, которое я захватил на всякий случай, он предложил: «Чемоданы оставляй, а генерала вези в лагерь в Братиславе». Но я не с огласился: «Либо я везу генерала с чемоданами, либо я оставляю чемоданы и генерала». «Черт с тобой!» – махнул рукой переводчик. Он спешил, потому что появились машины с немецкими командующими, прибывшими в плен. Сейчас жалею, что не пошел посмотреть на них. В тот момент я не оценил значимости события. Сколько всяких немцев я попересмотрел. Поэтому я поехал в Братиславу, сдал генерала, адъютанта и чемоданы, получил расписку, проехал по городу и на следующий день был уже в Новом Месте.

Еще через пару дней в Разведотдел прислали список немецких дипломированных инженеров, которые могли находиться среди пленных. Нам предлагалось их отыскать. Майор Даниленко, капитан Меньшиков и я поехали по лагерям. Инженеров там не оказалось, но мы не только познакомились с пленными в лагерях, но встретили некоторых немецких офицеров, о которых имели сведения и которые воевали против нашей Армии. Так, мы встретили командиров полков 15 пехотной дивизии, отчаянно дравшейся за Зволен и Банско-Бистрицу. В разговоре с нами они подчеркивали вполне удовлетворительные условия плена. Да мы и сами их видели. Офицеры спрашивали о будущем Германии, об их личной судьбе, о возможных сроках пребывания в плену. Мы отвечали на эти вопросы в духе Приказа Верховного Главнокомандующего 1 мая, Обращения к народу И. В. Сталина 9 мая 1945 года.

Пленные были переправлены в лагеря. Кончились наши военные заботы. Можно было и повеселиться. В наших руках оказалось немало трофейного транспорта. Чуть позднее его отобрали, но пока он находился у нас. С бешеной скоростью мчались мы на немецких автомобилях-амфибиях, жалели, что нет реки, в которой можно было бы их испытать на воде. Подполковник Гребенюк метался на мотоцикле. Однажды он решил покатать меня. Развил бешеную скорость, бросил руль и, подобно акробату, заложил руки за голову. «Как себя чувствуешь, Кац?» – спросил весело подполковник. Я крикнул сквозь треск мотора: «Положите руки на руль, товарищ подполковник! Мы погибнем, хотя и кончилась война. Это обидно!» «Ха! Ха! Ха!» – прогремел Гребенюк и взялся за руль. Больше я с ним не ездил. «Фюрер» так же прокатил Женю.

Мы праздновали победу. Праздновали каждый день по любому поводу. Кто-то устраивал свадьбу, кто-то получал награду. Мы веселились. Потом один капитал из шифровального отдела напился так, что вскочил на коня, выехал на бешеном аллюре к городской ратуше, лихо остановился, спешился и расцеловал благородное животное на глазах у почтенных чехов и словаков под их оживленные аплодисменты. После этого командующий приказал прекратить индивидуальные празднования.

Большой праздник организовали в армейском полку связи. Туда был приглашен весь наш Отдел. Женя получила медаль «За боевые заслуги», я красовался двумя орденами. Для штабного офицера моего ранга это было хорошо. В разгаре торжества меня окликнул полковник – начальник Управления Связи Армии. Я подошел к столу, где сидели командарм, начальник штаба, полковник Сваричевский, старшие командиры. Мне налили большой бокал водки и предложили выпить за 40 Армию. Мы чокнулись, я лихо испил бокал, и все сказали: «Молодец!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное