В садах Эпикура

Тем временем из Чехословакии выводили наших союзничков румын. Целыми днями через Новое Место тянулись обозы, шла пехота, артиллерия. Как это принято в румынской армии, они устраивали по дорогам пробки, тогда вдоль рядов метались конные офицеры. Наконец, румыны ушли. Из Чехословакии стали выселять немцев. Мера эта считалась справедливой. Гражданское немецкое население измывалось над чехами и словаками, поэтому к немцам здесь относились с величайшей ненавистью. Я все это понимал и все-таки испытывал тяжелое чувство, когда видел, как по улицам проводят женщин, детей, пожилых мужчин. Молодых немцев, или средних лет, почти не было. Они либо находились в плену, либо гнили в земле от Ламанша до Волги. Так вот, изгнанники вызывали у меня чувство жалости. Думаю, что не только я оказался таким сострадательным. Все наши смотрели на эти колонны, молча, не злорадствуя, не обсуждая. Может быть, в данном случае сказывалось то, что мы были штабистами. Наша служба, при всей ее значимости, сложности, оставалась куда более легкой, чем на передовой.

Кажется, где-то в июле мы стали готовиться к отъезду домой. Нам выдали через военторг хорошие чемоданы, новое обмундирование, отрезы материи, денежные пособия. Настал день отъезда. Мы хорошо простились с нашими гостеприимными хозяевами. К штабу подошли удобные автобусы, и колонна машин тронулась.

Штаб руководил движением войск, входивших в состав 40 Армии. Они шли, не торопясь, так, чтобы солдаты не утомлялись. Поэтому мы заезжали в тот или иной город, оставались там неделю-две, ждали, пока подтянется пехота. Потом ехали дальше. Путешествие по Чехословакии было легким и приятным. В городах и поселках, которые мы проезжали, нас приветствовали жители, вывешивали флаги.

Помню, как мы остановились в городе Границе. Наш Отдел разместился в нескольких домах на набережной небольшой реки. Женя, Яша и я получили жилье в особняке, принадлежавшем майору в отставке и его супруге с милым именем – пани Анничка. В моем альбоме сохранились фотографии, сделанные Яшей: майор и я, пани Анничка и я. Приехали мы в Границе в дни какого-то праздника. Люди в ярких нарядах гуляли в парке. Яша и я сфотографировались с незнакомой девчонкой в словацком костюме. Но обо всем по порядку.

Дом майора показался музеем: столько в нем было комнат, такая в них стояла мебель. Жене и мне отвели уютную комнату с кушеткой и широкой кроватью, вынули пышные перины, чтобы укрываться ими ночью. Майор хорошо говорил по-русски, потому что побывал у нас в плену в годы первой мировой войны, участвовал в контрреволюционном мятеже чехословацкого корпуса. Об этом он говорил спокойно, как о давно минувшем заблуждении молодости. Разговаривал он, как и пани Анничка, по-немецки. На этом языке мы говорили дома. На улице по-немецки не говорили. В то время за немецкий язык могли признать человека немцем. Так, по крайней мере, думал майор. С майором и его супругой мы ходили смотреть в местном кинотеатре наш фильм о войне. Названия его не помню. Фильм всем понравился. Майор любил поговорить со мной о войне, рассказывал о тяжелой жизни под немецкой оккупацией. Пани Анничка была очень образованной женщиной, училась где-то во Франции, очень почитала президента Масарика и увлекалась спиритизмом. Оказывается, их сын, девятилетий или десятилетний мальчик, утонул в реке напротив дома: ехал на лыжах с высокого берега и исчез в проруби. С тех пор пани Анничка и нашла утешение в беседах с его душой. Она рассказывала об этом с большой убежденностью. Я, по глупости, возражал с материалистических позиций, просил вызвать ко мне какого-нибудь духа на беседу… Пани отказалась, сказав, что духи являются тем, кто их видит, вернее умеет видеть.

Прожили мы в Границе несколько хороших дней. Полеживая на кушетке, я смотрел старые номера журнала «Нива». Они как-то сохранились у майора. Обнаружил статью о русских пленных, возвратившихся на родину после японской войны 1904 года. Тут же была помещена фотография группы офицеров. Статья повествовала о них как о героях. Я подумал: «Черт возьми! В царской России пленных считали героями, а мы их включаем чуть ли ни в число предателей». Поделился своими впечатлениями с Яшей. Он энергично плюнул. Походил я и по городу, забрел в филателистический магазин. Купил московскому приятелю каких-то марок. Денег у меня было немного, марки стоили дорого. Потому я купил какую-то чепуху, гонясь не за качеством, а за количеством. Мне тайно предлагали марки времен немецкой оккупации, но я их не взял: много за них просили денег. Так бежали дни.