В садах Эпикура

И умным кричат: дураки! Дураки!
И вот дураков незаметно.

Новый 1949 год Женя и я встречали у моего однокурсника Леши Мировицкого. Собралась обычная компания: Володя Лаврин, Колька Соколов с женами, кто-то еще. Выпили с обычным размахом. Женя и я вышли на морозную улицу, около Ливанского посольства остановились и спели песню «Эх, в дороге пыль да туман…» Постовой милиционер выслушал нас снисходительно. Потом мы шли по пустому Москворецкому мосту, и я, полный неуемного раскаяния за свой непутевый нрав, просил Женю сбросить меня с моста. Она отказывалась, я настаивал. Так в споре мы прошли мост. Женя сохранила мне жизнь. И хорошо сделала. Благодаря ее самоотверженности, я стал свидетелем того выдающегося в нашей истории события, которое называлось борьбой против космополитизма. Многое удалось нам за послевоенный период: возвели частушку в поэтический шедевр, вернули девственность лезгинке, отменили генетику и кибернетику, заменив их ебениматикой на всех аспектах социалистического строительства. Борьба против космополитизма оказалась кульминационным пунктом в серии уникальных операций, которые я определяю, как самокастрацию. Совершенно убежден: этот термин вводится в отечественную науку в п е р в ы е мной. Думаю, что этого достаточно для бессмертия, если бы я даже больше ничего не сделал.

В январе 1949 года «Правда» опубликовала статью «Об антипатриотической группе театральных критиков». Судя по комментарию секретаря МК и МГК ВКП(б) т. Попова Г. М. «антипатриотическая группа театральных критиков – Юзовский, Гурвич, Борщаговский, Бояджиев – стала носителем враждебного советским людям буржуазного космополитизма». Я не знал этих критиков, пропустил я и малозаметную, небольшую статейку о них. Помню, что в воздухе повисло незнакомое слово «космополит».

В зале университетского клуба состоялся партийный актив. Поначалу я ничего не понял. На высокой трибуне оказался мой друг И. С. Кацнельсон, защитивший к этому времени кандидатскую диссертацию. Совершенно для меня неожиданно он обрушился на только что вышедший учебник В. И. Авдиева «История древнего Востока». (Учебник в тот момент Сталинской премии еще не удостоился.) Оратор с пеной у рта доказывал, что в книге недостаточно показаны успехи отечественного востоковедения, излишне акцентировано внимание на успехах зарубежной науки, и что вообще все это сплошное низкопоклонство. В перерыве я спросил Кацнельсона: «На кой черт вы это сделали. Вы же говорили чепуху!» Он ответил: «Не торопитесь! Не то еще будет!» И действительно, один за другим на трибуну поднимались какие-то темные личности и оплевывали видных ученых, обзывали их безродными космополитами, обвиняли в низкопоклонстве перед Западом и т. д. Выступление И. С. Кацнельсона не осталось незамеченным. На следующий день с опровержением его выступил сам В. И. Авдиев. Звонким энергичным голосом он доказывал свою приверженность русский науке и беспочвенность инсинуаций Кацнельсона. Разумеется, я считал выступление Исидора Саича нелепостью. Но я испытывал тяжелое чувство и от того, что Авдиев счел нужным опровергать его. Плюнуть бы ему на Кацнельсона. Теперь знаю: нельзя было! Ведь в учебнике-то своем В. И. Авдиев признавал за Шамполионом приоритет в расшифровке египетских иероглифов и не оговаривался при этом, что великий русский ученый М. В. Ломоносов их не расшифровал только потому, что не захотел. Таким было начало.